Да, это верно. Надо решиться. Спаситель, защити и сохрани!
***
Он сделал шаг, и тотчас перед ним вспыхнул столб густого тумана и распахнул перед ним овал мутного зеркала, мгновенно поглотив весь кругозор.
Зеркало Мглы!
Ужас сотряс его, как если бы он провалился в бесконечный колодец, наполненный непроглядной мглой. Расширившиеся глаза закрыть невозможно, как ни старайся. Марку оставалось только твёрже сжать меч-посох и идти дальше.
Перед ним возник образ юноши в сером халате ученика-мага. Лицо его, некогда дружелюбное, было сильно искажено надменной чертой злого торжества. Левая рука его была украшена браслетом с синим магическим камень, правая – сжимала сверкающий обоюдоострый меч.
«Мелфай. Моя ответственность. Моя ошибка. Моё малодушие».
Его взгляд поразил Марка своей осмысленностью.
«Истина обнажена, Маркос. Ты долго не мог понять, почему мы с тобой оказались так сильно связаны. Ты думал, что так захотелось Кукловоду. Но это не совсем так. Я – плод твоего Саркса. Твоя злость на меня, твоя искусно скрываемая ко мне ненависть, твои попытки отомстить, прикрываемые долгом, твоё невидимое даже для самого себя злорадство, когда я терпел неудачу – всё это взращивало меня. Мы две стороны одной медали, и никуда от этого не деться».
Марк чувствовал: стоит ему на секунду остановиться, на миг поддаться осуждению и вине, и хрупкое стекло той светлой силы, что защищает его от помешательства, треснет. Он явственно ощущал, как ужас, словно существо из плоти и костей, кружится над его головой, и стоит лишь чуть поддаться его напору – конец.
Нет смысла отворачиваться и бежать. Эту чашу надо испить сполна, чем бы она ни грозила.
– Да, я виновен. Но какие бы тёмные чувства не возникали порой во мне – я желал тебе только добра. Вот только понимал это добро не так, как ты. Но и не так, как следовало.
На короткий миг Марк вернулся в реальность Мглы, увидев впереди белый силуэт женщины-оракула, а затем картина резко сменилась.
Девушка, облачённая в длинные коричневые одежды, с развевающимися на ветру прядями тёмно-каштановых волос. Ярко-синие глаза безжизненно пусты – в них застыла предсмертная грусть разлуки. Руки разведены в стороны. Из глубокой раны в области сердца вырываются потоки алой крови и медленно развеваются в воздухе, подобно прядям волос.
Марк шёл вперёд, чувствуя, что если не успеет воспротивиться давящему отчаянию, если не сумеет убедить самого себя, что имеет право идти дальше, то тьма, порождённая его виной за смерть Никты, станет не просто частью его души – она станет его душой целиком.
«Её смерть – торжество любви. Настоящей любви – священной симфонии жизни, а не самолюбивой страсти, которой наполнен этот мир. Она умерла с мыслью, что я буду счастлив, что я стану свободным… и доведу своё дело до конца».
Снова короткое просветление, открывающее впереди женщину с мглистыми потоками волос.
«Почему я ещё не дошёл до неё? Сколько шагов я уже сделал? Почему я двигаюсь так медленно?»
Новый столб тумана, новое зеркало и новая картина, никак не связанная с предыдущими. Перед Марком выросло огромное существо с могучими сложенными крыльями и выставленными вперёд львиными лапами. Из-за спины его нависали колыхающиеся стебли щупальцев с острыми, как лезвия сабель, жалами. Глаза чудовища – грозный взгляд могущественного повелителя, наделённого безграничной властью. Губы полуоткрыты, как бы вопрошая: «Как твоё имя, смертный?»
Это существо было верхом силы из всего, что встречал Марк в Каллирое. Недостижимое. Непобедимое. Биться с ним – всё равно, что пытаться закидать океан камнями.
Он шагнул дальше, и со сжавшимся сердцем ощутил, как напряглись исполинские жала, готовые к удару.
«Это не морок. Это реальное чудовище», – понял помрачённый рассудок, приготовившись к полной капитуляции.
«…Вернее, оно станет реальным. Тогда, когда твоё отчаяние вдохнёт в него жизнь», – сказало нечто более глубокое, чем обыденный глас рассудка. Нечто сокровенное, вечное, что невозможно ни обмануть, ни устрашить никакими чудищами.
Немыслимая химера осталась за спиной. Впереди вновь показалась женская фигура во мгле, уже чуть ближе, чем раньше. Значит, он не топчется на месте, а всё-таки приближается к ней!
Он попытался ускорить шаг, и новый столб тумана открыл перед ним какую-то корявую мглистую нору. Новое зеркало?
Из норы выползало бесформенное существо, отвратительного ядовито-жёлтого цвета. У него были человеческие признаки, но оно скорее походило на неуклюжую гусеницу с недоразвитыми конечностями.
Марк испытал тошнотворное чувство. Мглистая нора приобрела тот же ядовито-жёлтый оттенок, а следом и всё вокруг окрасилось в цвет ползущей навстречу твари. От отвращения Марк остановился. Он словно увидел себя со стороны, сначала из ниоткуда, а потом – глазами этой твари, и чуть не пошатнулся от омерзения… Эти глаза не могли принадлежать ему – отвратительные гнилостные глаза, неспособные видеть красоту, а только – гниль, мерзость, разложение.
«Эта тварь… это существо – оно и есть отражение всех моих чувств, мыслей и мотивов, воплощённых в жизнь вопреки совести. Отходы моей души, часть моего «я», оживлённая Акафартой».
Марк стоял на месте, давясь тошнотворностью происходящего. Мысли, неясные и нечёткие, не могли помочь ему совершить тот выбор, какой у него оставался в этом проклятом месте. Броситься назад от этой мерзости и до конца своих дней скрываться от собственного стыда и позора? Или безрассудно идти вперёд, балансируя на грани душевных сил, потеря которых приведёт к куда более страшному концу? Ибо если эта отражённая зеркалом тварь окажется сильнее… ему останется только смириться с судьбой, уготованной ему Сарксом.
«Ты – тварь из прошлого. Ты – не я».
Осознание этого вывело Марка из ступора, и он пошёл дальше.
«Прошлого нет. Оно забыто всеми, даже Спасителем. Значит, нет и грехов. Нет и этой мерзости. Иллюзия, морок. Позади ничего нет».
Он переступил через ползающую тварь и вырвался из ядовито-жёлтого марева, оказавшись снова в мглистом дворце Акафарты.
«Ещё немного… ещё каких-то три шага!»
Но тут он глянул себе под ноги и остановился, мгновенно забыв обо всём, чем жил в эту минуту.
Из зыбкой зеленоватой почвы к нему тянулась женская рука. Его бросило в безумный страх – ему показалось, что кружащийся над ним ужас таки сломил его хрупкую защиту и бешенным потоком ворвался в мятущуюся душу. Ничего подобного он никогда не испытывал, и не мог дать себе отчёт в том, что его ужаснуло. Он сжал меч-посох – единственное, что связывало его с реальностью, и воззвал к Небесам. Даже не моля о помощи, а лишь для того, чтобы ощутить, что он не один во вселенной.
И только испытав внутри себя тёплый огонёк жизни, Марк понял, что повергло его в такой ужас.
Рука не тянулась к нему. Моля о помощи, она погружалась вниз, под землю.
Марк бросился ничком, схватив уходящую руку за запястье. Холодные пальцы ответили слабым импульсом. Марк чувствовал всё её тело, погружённое в зыбкую почву, и ему показалось, что он видит лицо – осмысленное, мученическое. Лицо, в котором угадывались черты как Лейны, так и Амарты.
Он попытался вытянуть её, но тотчас со страхом и бессилием ощутил, что не сумеет. Да ему и не позволят. Этого врага умолять бесполезно. Если он не отпустит эту холодеющую руку, то погрузится следом за ней. Разжать же пальцы, позволить ей уйти в жуткую погибель – предательство, выворачивающее душу наизнанку.
И всё же сделать это придётся. Марк уже совладал с собой, понимая нереальность происходящего. Это всего лишь намёк, образ того, перед каким выбором поставила его Акафарта. За одно это он мог проклинать её до конца своих дней, если бы это что-то изменило.
Он отпустил руку и встал на ноги, сделав последний шаг.
Впереди посветлело. Опираясь на посох, Марк снова ощутил все свои раны, но теперь, после жуткого лабиринта фантасмагорий, его даже радовала эта привычная, родная боль.
Мглистая богиня стояла перед ним – сущность, абсолютными орудиями которой служили страсть, желание, ужас и вина.
Марево закончилось. Призраки, чем бы они ни были, исчезли. Отблески мглистых зеркал растворились в стенах тумана, столкнувшись с отражением, которое оказалось сильнее их магии.