Улица за монастырем кончалась. Недолго думая, Степан направился в крайний дом, смотревший на угол монастырской ограды, где горел свет. Светилось одно из трех окон. Поднявшись на крыльцо, чекист забил в дверь кулаком и скоро услышал за ней шаркающие шаги.
— Кто? — спросил из сеней старушечий голос.
— Уполномоченный ЧК Линников. Отворяй.
— Чего тебе? — продолжала спрашивать бабка.
— Раны перевязать. Отворяй, говорю!
— Так бы и сказал, — проворчала хозяйка и сняла засов.
В узкой, тесной горнице на лавке у стены сидел старик и плел веревку. Он взглянул на пришельца мельком и не прервал работы.
— Собаки в монастыре, что ли, покусали? — спросила бабка, оглядывая Степана.
— Они. Что стоишь? Воду принеси, и тряпки какие почище.
— Чего тебя в монастырь-то понесло? Там ничего больше нет, все уж унесли, что можно, — проворчала хозяйка и взялась за дело.
Перевязанный, накормленный, Степан спросил старуху:
— А кто живет за стенкой?
Оттого и был свет в одном окне, что горница была перегорожена.
Оказалось, что хозяева, старики Гридины, разделили дом для сына, который собирался жениться. Перед свадьбой тот попал в призыв. Ушел на фронт и не вернулся.
— Можно мне переночевать за перегородкой?
— Ночуй, — разрешила бабка и дала Степану ключ: в сыновнюю половину был отдельный вход со двора.
13
«Смерть — не самое страшное.
Боль — страшнее».
Я пришел к Хансу ван Сеттену с бутылкой красного вина.
— Я не употребляю алкоголь, — сказал он.
— Даже по случаю?
— Никогда. И по случаю алкоголь замутняет сознание.
Я пил свое вино, он — свой кофе.
— Конечно же, я хочу помочь твоей знакомой выехать из СССР, — объявил Ханс, — и в принципе намерен сказать «да», однако я хочу сначала обговорить кое-какие практические детали, прежде чем дам окончательный ответ.
— И я бы так поступил.
— Кстати, а что это за рукопись? Ты в прошлый раз только и сказал о ней, что она старая. Она — собственность Нади?
Резонный вопрос. Всякий нормальный человек хочет первым делом выяснить, не попадет ли он по недоразумению в темную историю. История «Откровения» была такой запутанной, что со стороны могла видеться только темной. Я упростил ее как мог и сместил акцент на благородную цель, с какой манускрипт вывозился в Голландию.
— Но если я положу рукопись в чемодан и таможенник ее обнаружит, это будет квалифицироваться как кража и контрабанда, верно? — уточнил Ханс.
— Вполне возможно. Однако это чисто теоретический вопрос. Ты не будешь причастен к вывозу «Откровения огня». Можно даже договориться, что официально — ты о нем вообще ничего не знаешь.
— Тогда рукописи не должно быть и в чемодане Нади. Если она поедет в Голландию вместе со мной и у нее обнаружится контрабанда, неприятности будут и у меня.
Он смотрел на меня чистыми глазами. Прямодушный, честный математик, он был всем хорош, кроме одного: он не уважал присущий жизни хаос, а может, и того хуже — бежал от него. Наверное, он собирался решиться на первую в своей жизни авантюру, что было похвально, однако, не умея иначе, он пытался и для нее вычертить линейный график. Я пошел ему навстречу.
— Ханс, можно обо всем так договориться, что всякие неожиданности будут исключены, и твой личный риск сведется к нулю.
— Нуль — это мало, — пошутил он. — Риск должен быть немного большим, скажем пять процентов. Однако в определенных вещах я его и правда хочу исключить, как, например, при контроле на границе. Теперь о финансовой стороне дела. Брак должен быть оформлен на основе раздельного владения имуществом, это кажется мне само собой разумеющимся. На что Надя собирается жить? Работу ей, как я думаю, не найти.
Мы договорились о сумме, которую я ежемесячно буду выделять в пользу Нади — Ханс назвал ее сам. На эти деньги можно содержать в Голландии только аскетов, но больше абсолютного минимума Ханс получать от меня не хотел — было похоже, что он искал не столько финансовой поддержки, сколько удовлетворения своему чувству порядка. Не возникло и жилищной проблемы: Надя могла жить у своего «супруга».
— У меня есть свободная комната, она может ее занять, пока не подвернется что-то другое. Важно, чтобы и соседи увидели, что мы живем вместе — нельзя исключить, что подлинность наших супружеских уз будет проверяться иностранным отделом полиции. Однако я хочу, чтобы Надя дала в твоем присутствии обещание, что будет рассматривать свою комнату в моей квартире не как собственное жилище, а как временную крышу над головой, и что она немедленно ее оставит, если это потребуется. Дальше: у меня самого гости практически не бывают, и я хочу, чтобы покой сохранился. Ну и конечно, она должна пользоваться наушниками, если захочет слушать музыку или смотреть телевизор. Я люблю тишину в доме. И вообще говоря, если у меня с Надей возникнут проблемы, я рассчитываю на твое вмешательство.