Томас посмотрел на него выразительно:
– А разве за ними надо далеко ехать?
– За некоторыми – очень далеко, – ответил Олег просто.
Томас сбегал к ручью, вымылся, разогрел взятые из дому ломти копченного в вишневых веточках мяса, а калика все бормотал, рассматривал горные хребты и долины, крохотные озера, леса и реки, губы шевелились, а брови сшибались с таким усилием на переносице, что Томасу дважды слышались высоко в небе глухие удары, после чего к западу мелькнули падающие звезды.
Томас сказал со стоном:
– А почему так далеко? Разве Гудвин не уволок ее сразу в ад? Да и черт проклятую ведьму поволок, думаю, не в кусты, а в самый большой котел… Говорят, сразу за церковью земля лопнула, как череп сарацина под мечом крестоносца, они туда и шмыгнули.
– И сейчас там дыра? – осведомился Олег.
– Нет, – пробормотал Томас, – затянулась, как пенка на горячем молоке. Но где-то ж есть норы… Вон те геродотовы муравьи до самого ада докапываются, ты сам говорил! Может быть, из ада и таскают? Не зря наш прелат говаривал, что золото – от дьявола. А муравьи везде живут, ты сам говорил! Английские муравьи.
Олег слушал, высматривал.
– Когда-то потусторонний мир был рядом. В соседнем лесу, за рекой, за горой… Можно было к обеду сходить туда, навестить умерших родителей и вернуться… Увы, те времена прошли. Попасть в загробный мир все труднее. Разве что у простых племен он все еще рядом…
– А зачем нам их мир?
– Из него легче перейти в нужный нам, – объяснил Олег. – Ты не больно умничай, Томас! У тебя и так лоб покраснел. Расплавится! Будь рыцарем без страха и упрека, весь в железе, а не только снаружи!
Солнце уже поднялось над лесом. Поляна пока еще оставалась в тени. Томас не сразу заметил, что губы калики шевелятся уже не расслабленно, лицо стало строгим, как вырезанное из камня, на лбу выступили крупные капли пота, а на висках вздулись жилы. Зеленые глаза неподвижно уставились в одну точку. В них был страх, Томас с запоздалым холодком вдоль спинного хребта вспомнил страшные рассказы о могучих колдунах, что в самомнении неправильно произносили заклятие…
Он раскрыл уже рот, чтобы позвать калику, бог с ней, нечестивой магией, не было б хуже, но страх еще сильнее ухватил за горло. А если именно он и напортит?
Настороженные чувства уловили далекий шорох крыльев куда раньше, чем он заметил бы в другое время. Резко вскинул голову… и с размаху сел на землю.
С востока высоко по небу неслись, круто снижаясь, два крылатых коня. Оба одинаково оранжевые, с такими же оранжевыми крыльями, они выглядели не крупнее уток, но Томас рассмотрел до мельчайших подробностей их худые жилистые ноги, могучие крылья, длинные гривы и роскошные хвосты, что красиво стелились по ветру.
Он прошептал, боясь нарушить заклятие Олега:
– Сэр Олег!.. Два коня… С крыльями!
Олег спросил, не отрывая взора от горной гряды под ногами:
– Сюда?
– Похоже…
Калика поднял покрасневшие глаза, где повисли темные мешки.
– Так что ж ты молчал?
– Да я вроде не…
– Мог бы раньше. Думаешь, легко их было заловить и вести под облаками?
Кони сделали круг над поляной, пронесся ветер, взвились сухие листья и стебли. Серебряные кузнечики в испуге брызгали во все стороны. Неуклюже отпрыгнул и Томас. Кони пронеслись над головами, у края поляны успели развернуться, одного занесло боком, кусты затрещали, а второй легко коснулся копытами земли. Прогремела частая дробь, конь пробежал через поляну и остановился перед Олегом.
В глазах калики была скрываемая радость.
– Получилось, – выдохнул он. – А ты седлай того, что в кустах валяется, как медведь в малиннике.
Томас не мог оторвать зачарованных глаз от чудесных коней. Второй выбрался из кустов, подбежал, в нем чувствовались легкость и сила. Крылья на бегу складывал, блестящие, как солнце, глазам больно, Томас рассмотрел длинные плотные перья, туго прижатые одно к другому, от коней вкусно пахло слабым конским потом. Темные умные глаза смотрели вопрошающе. Ему стало неудобно, он кивнул на Олега:
– Это сэр калика вас вызвал… Он и скажет, что дальше.
– Седлать и ехать, – сказал калика сварливо. – Они исчезнут с заходом солнца.
– Сэр калика!
– Даже если будем выше облаков, – закончил калика.
Томас суетливо накрыл спину крылатого коня потничком, а затем и попоной, мучаясь, что такую нежную кожу покрывает грубой тканью, хоть и расписной, а когда взвалил еще и седло, тяжелое и с прилипшей грязью, чуть не взвыл от стыда. Рядом калика оседлал коня быстро и сноровисто, умело пропуская подпругу под крыльями, Томас косил глазом, повторял, запоминал, вдруг да еще когда придется вот так… Если бы душа не терзалась стыдом, что сам своими руками отдал Яру… когда ляпал дурным языком, как корова хвостом, то возликовал бы даже от чудесности происходящего, а сейчас угрюмо взобрался на спину крылатого, калика свистнул, и кони тут же взяли в галоп.
Томас задержал дыхание, когда по сторонам распахнулись мощные крылья. Калика унесся вперед, но Томас видел только своего коня, земля под ними уносилась назад все быстрее и быстрее, наконец замелькала так, что слилась в серо-зеленую полосу. Крылья начали равномерно бить по воздуху, стук копыт на миг прервался, затем снова копыта застучали быстро и сухо. Томас ощутил под собой толчок, топот оборвался, только крылья сильно и часто били справа и слева, могучие мышцы спины потряхивали седло, Томас увидел, как земля уходит вниз, впереди угрожающе быстро вырастала стена деревьев…
Спина под ним подпрыгнула, и деревья внезапно ушли вниз, конь пронесся над самыми вершинками. Копыта поджал, то ли чтобы не задевали за деревья, то ли чтобы не мешали в полете. Томас чувствовал страх и восторг, пошевелиться боялся, это не широкая надежная спина Змея, где лежишь как на крыше сарая, да еще и привяжешься, дабы не сдуло, здесь спереди и сзади пустота, а по бокам часто, как у летящей утки, хлопает, оранжевые перья блестят так, что глаза щуришь, как монгол…