Кровь, разлитая по кругу, моментально вспыхнула. Внутри круга почерневшие головешки занялись с новой силой, и пламя разгорелось до настоящего пожара.
Зародыш на вилах в этот момент дико заверещал, предпринимая просто отчаянные попытки высвободиться. Со всех концов свалки к костру потянулись новые маленькие тела, новые зародыши, новые младенцы... Они выползали из сырых куч мусора, из-под нагромождения металлолома... Они ползли медленно, но уверенно, как большие тупые слизняки.
- Господи, - выдохнул Гордон. - Сколько же их тут?
- Сотни, - предположил шериф, и Гордон впервые осознал масштабность акции, в которой им предстояло принять участие.
Он ощутил себя меньше, слабее, беспомощнее, чем когда-либо в жизни. Кто они такие? Случайная группка глупых жалких людишек, противостоящая злу столь мощному, столь организованному, столь всеобъемлющему, что способно оживить эти сотни тел и заставить их исполнять его волю. Нет смысла даже надеяться одолеть такую махину. Он смотрел на ползущие со всех сторон мелкие существа. Все это - часть долгосрочного плана, плана, который наконец стал воплощаться. То, что могло это осуществить, могло в течение многих лет, даже десятилетий, собирать всех этих младенцев, хранить их, припрятывая до нужного момента, одолеть невозможно. Во всяком случае, не им.
Брат Элиас взялся за рукоятку вил и деловито выдернул их из земли вместе пронзенным зародышем, после чего сунул зубья вил прямо в огонь. Младенец исчез в одной кроваво-красной вспышке.
- Теперь вы поняли, что от вас требуется, - сказал проповедник.
- У нас целый день на это уйдет, - заметил Гордон. Плотно сжатые губы брата Элиаса слегка раздвинулись в улыбке, и впервые за утро их глаза встретились. Проповедник выглядел почти счастливым.
- Они нам все не нужны, - пояснил брат Элиас. - Мы используем их в качестве приманки.
Он подошел к другому зародышу, шлепающему по грязи, насадил его на вилы и сунул в огонь. Короткий визг, кроваво-красная вспышка - и все кончилось.
- За дело, - властно приказал брат Элиас. - У нас очень мало времени.
Гордон двинулся к горе металлолома, расположенной справа. Между серебристо-серыми кусками металла он заметил нечто розовое. Прямо на него неловко ползло горбатое существо, размером меньше обычного младенца, может, чуть крупнее его кулака. Он подумал, что это, вероятно, один из тех зародышей, которые погибли в результате аборта или выкидыша на ранней стадии беременности, а не появились на свет мертворожденными. У создания были искривленные недоразвитые руки; сильно вытянутый череп покрывала густая плотная черная шерсть. Гордон поднял вилы, изготовившись к удару, но не смог этого сделать. Он не мог заставить себя пронзить это существо. Он медленно опустил вилы. Он никогда не мог убивать. Он никогда не ходил на охоту. Черт побери, ему доставляло огромные мучения избавляться даже от жуков; он предпочитал выносить их на улицу и выбрасывать в кусты, нежели убивать. Он понимал, что эти существа на самом деле как бы и не живые, но пронзить их вилами для него было равнозначно тому, чтобы заколоть живого ребенка.
Он оглянулся. Шериф, морщась, тащил к огню верещащее, извивающееся существо. Пламя костра разгорелось сильнее. Даже отец Эндрюс с брезгливой миной нес в огонь дергающийся на вилах розоватый комок. Брат Элиас энергично и с воодушевлением подкалывал ползущие справа и слева создания и швырял их в огонь.
Не убий, вдруг вспомнилось Гордону.
Вдруг ногу пронзила резкая боль, и он опустил голову. Кривые ручонки зародыша когтями продрали ткань его теннисных туфель и уже впились в тело. Гордон сделал шаг назад, и создание поползло за ним. Гордон, сморщившись от отвращения, медленно подхватил розовое существо, используя вилы как лопату, отстранил от себя зубья как можно дальше и, пытаясь сохранить равновесие, понес его к костру. Однако создание успело спрыгнуть. Зародыш посмотрел на него в упор и злобно расхохотался.
Гордон тем же способом снова подхватил его с земли, но не успел сделать и пару шагов, как существо снова спрыгнуло. Только он хотел поймать его снова, как чьи-то чужие вилы вонзились в розовое тельце. Гордон обернулся и увидел рядом с собой брата Элиаса. Зародыш испустил оглушительный визг ярости и боли, несоизмеримый с размерами его тельца. Проповедник сунул его в огонь, где тот и исчез.
- Вы слишком медлительны, - заметил брат Элиас.
Гордон не обратил внимания на критику. Он все равно не мог заставить себя хладнокровно насаживать на вилы кого бы то ни было. Он поднял голову. Солнце уже взошло довольно высоко. Утреннее небо было ясным, безоблачным. Бурые скалы Зубцов приятно оттеняла яркая зелень леса. Над головой лениво кружил коршун. Гордон решил отойти подальше, споткнулся... и увидел, как из-под рваного полиэтиленового пакета, набитого мусором, торчит рука. Рука взрослого человека.
Ботинком он отшвырнул пакет, из которого вывалились гниющие остатки пищи и старые газеты, и понял, что перед ним - безжизненное тело Брэда Николсона.
Брэд.
От потрясения он даже не мог подать голос.
На шее Брэда зияла огромная дыра, в которой виделось вывороченное горло. Вся земля вокруг была густо пропитана кровью. Глаза Брэда остались широко раскрытыми, рот застыл в диком крике. Что-то было еще в его лице, какое-то иное выражение, и, хотя Гордон не смог понять, что именно, это ему очень не понравилось.
Внезапно он вспомнил сынишку Брэда - Бобби. Кому-то придется сказать ему, что его отец умер. Что его убили. Что ему вырвали глотку и через горло вытащили внутренности. Мальчик вырастет без отца. Годам к двадцати он, вероятно, даже не сможет его вспомнить. По крайней мере не очень хорошо. И Конни. Кому-то придется сообщить Конни. У них с Брэдом, может, был не самый лучший брак на свете, но все же...
Только когда к нему прибежали отец Эндрюс и шериф, Гордон понял, что орет - давно и бессвязно.
- Черт побери! - выдохнул Джим, глядя на мертвое тело. Рядом с головой Брэда свернулась спящая большая бурая крыса. Вдруг животное проснулось и посмотрело прямо в глаза Джиму. Шериф с ужасом увидел, как крыса заползла в открытый рот Брэда.