Отец Эндрюс посмотрел на проповедника. Он чувствовал зло, исходящее от этого места. Им были пропитаны деревья, кустарники, сама земля, на которой они стояли. Разложение сгущало окружающий воздух; от зла, воздействующего на все органы чувств, накатывала почти физическая тошнота. Он вспомнил о своей исцеленной руке и это тоже показалось ему каким-то неправильным. Не выдержав пристального взгляда брата Элиаса, он отвернулся.
- Это - точка зла, - проговорил проповедник, указывая на тропу перед ними. - Здесь всегда была точка зла. Сила, которая есть здесь, была здесь всегда и пребудет здесь вечно. - Понизив голос, словно опасаясь быть услышанным, он продолжил: - За много веков до появления человека животные приносили сюда умирать своих детенышей. Оленихи притаскивали сюда своих рожденных калеками оленят. Медведицы оставляли здесь своих малышей, которые рождались мелкими и явно не могли пережить свою первую зиму. Зло получало пищу, и его сила росла.
Отец Эндрюс побледнел. Он уже понял, к чему идет разговор.
- Первые люди тоже инстинктивно стали бросать здесь своих неудачных детенышей. Но по мере зарождения культур для продолжения этой практики требовались своего рода обоснования. Человек проявил незаурядную изобретательность. Нарождающиеся религии восприняли ритуалы жертвоприношения. Это место стало считаться местом обитания темных богов, и жертвоприношения младенцев - больных или здоровых - должны были умилостивить эти божества и не дать разгореться их гневу. - Он посмотрел на священника. - Зло этого места было известно всегда.
- И что же случилось? - Отец Эндрюс облизнул вдруг пересохшие губы.
- Зло питалось телами, нейтральной невинной энергией младенцев. Но вместо того чтобы умилостивить зло, эти жертвоприношения прибавляли ему силы до тех пор, пока оно не начинало распространяться и превышать свои традиционные рамки. - Он холодно улыбнулся, одними губами. - Это и есть озеро огненное.
Отец Эндрюс тупо кивнул.
- Религии по мере развития отказывались от ритуалов жертвоприношений и более не оправдывали их, но люди, живущие в этом регионе, тайно продолжали этот обряд. Сюда приносили и выбрасывали мертворожденных младенцев. Здесь оставляли на погибель больных детей. Люди забыли причины, по которым приносили сюда своих детенышей, но причины эти изначально были ни при чем. Причины - не более чем попытки логического истолкования. - Подняв глаза к небу, проповедник помолчал, а потом снова посмотрел в глаза отцу Эндрюсу. - Младенцев оставляют здесь и поныне.
- Этого не может быть! В наше время?!
- Врачи приносят сюда зародыши после абортов. Мертвых детей воруют из могил и переносят сюда. Люди зачастую не отдают себе отчет, что они делают и почему, но зло сильно, и оно требует себе пищи. По мере роста оно распространяется вширь, с увеличением его силы его влияние возрастает. - Раздалось несколько выстрелов. Это Джим с Гордоном упражнялись в стрельбе. Эхо громом прокатилось по лесу. - Мы ничего не можем сделать, чтобы остановить это. Зло существует и будет существовать всегда. Мы можем лишь держать его в определенных границах и рассеивать его, когда его сила начинает нарастать. Вот почему мы исполняем этот ритуал.
- Почему вы говорите об этом только мне? - вдруг спросил отец Эндрюс. - Почему не сказать всем?
Проповедник опять положил руку на плечо священника.
- Потому что вам нужно знать. Им - нет. Каждый из нас играет свою роль.
- Ив чем именно состоит моя?
- Вы должны будете общаться с ним. Вы должны будете позволить ему говорить через вас и слышать через вас в то время, когда я буду произносить слова ритуала.
Когда смысл сказанного братом Элиасом дошел до Эндрюса, его охватила волна ужаса. Он в панике отшатнулся от проповедника.
- Вы хотите, чтобы он завладел мной? Я должен буду добровольно отдать себя... - Он даже не смог договорить безумной фразы.
- Это не опасно, - сказал брат Элиас. - Если мы все сделаем как положено, для вас в этом не будет никакой опасности.
- Я вам не верю! - заявил отец Эндрюс, почувствовав фальшь в словах проповедника. Сердце колотилось. Яростно сверкнув глазами, он выкрикнул: - Вы лжете!
Накатила волна теплого воздуха. Брат Элиас посмотрел на священника, но промолчал. Глаза его остались непроницаемыми.
Пока брат Элиас разговаривал с отцом Эндрюсом, Джим преподавал Гордону краткий курс владения огнестрельным оружием. Показав, как снимать с предохранителя, как целиться и спускать курок, он прицелился в сосновую шишку, выстрелил, и шишка разлетелась мелкими брызгами. Потом предложил заняться тем же самым Гордону. Гордон прицелился в синюю метку, оставленную на дереве лесорубами, но пуля благополучно свистнула, даже не задев дерева.
- Ничего страшного, - подбодрил Джим. Он показал Гордону, что он делает неправильно, показал, как нужно держать винтовку и как наводить на цель, наклоняя голову, а не ствол. Сделав несколько выстрелов. Гордон наконец сумел попасть в относительно толстое дерево. Потом выстрелил еще три раза, уже без помощи Джима, и все три раза попал.
- Вполне достаточно, - заметил подошедший брат Элиас. - Большей меткости не потребуется. У вас будет крупная цель.
- Насколько крупная? - спросил Гордон.
Брат Элиас не ответил.
За проповедником медленно шаркал одеревеневшими ногами отец Эндрюс. Лицо его было пепельно-серым, взгляд - пустым. Пальцы рук он сжал в кулаки, но они все равно заметно подрагивали.
- Нам пора идти, - сказал брат Элиас, подходя к заднему борту пикапа. На этот раз он вынул из кузова какой-то предмет, завернутый в грязную тряпку, и положил его в ту же коробку. - Надеюсь, что мы еще не совсем опоздали.
Все кое-как перебрались через наспех сделанный барьер из поваленных осин. У Джима и Гордона на плече висели винтовки, брат Элиас нес коробку, отец Эндрюс шел вслед за проповедником налегке, погруженный в глубокое молчание.
По мере того как они продвигались вперед, теплый ветер становился все сильнее. Он завивал вокруг странные вихри, взметал сухую листву и бросал ее им в лицо с разных сторон. Облака и дым постепенно заслоняли солнце. Дорога впереди потемнела.
Брат Элиас шел быстро. Судя по тому, с какой уверенностью он, в деловом костюме и городских туфлях, прокладывал себе путь по камням и корням между зарослей манзаниты и мимозы, проповедник был очень хорошим и опытным ходоком. В его широком шаге, в резкости движений просматривалась торопливая нервозность. Дорога, по которой они шли, постепенно забирала все выше, но брат Элиас, похоже, просто не замечал этого. Скорость и размашистость шага оставались неизменными.