Теперь же мой комиссар Алёша работал на конспиративной квартире вдвоем со своим секретарем и делопроизводителем Славиком Печатанным, у которого на руке была наколка СС. Тоже из хитрых органов.
Однажды в феврале 1955 года я сидел со Славиком и сдавал ему всякую финансовую отчетность. Кончили мы часов в семь вечера. Алёши не было. А Славик по моей просьбе купил для меня в закрытом распределителе американской армии "Пи-Эксе" ящик французского коньяку и ящик шампанского. Шампанское по 50 центов бутылка - дешевле Кока-Колы. Чтобы отблагодарить его за эту любезность, я достал бутылку коньяку и мы ее этак незаметно распили.
Потом я вижу, что Славик, сидя на диване, заснул. Значит, пора ехать домой. А Славик пусть себе спит, ведь он живет здесь же, на верхнем этаже.
Я встал и стал заправлять в штаны скользкую нейлоновую рубашку, которая выбилась наружу. И для удобства я расстегнул молнию на штанах.
Но тут произошло что-то странное. Славик, который спал на диване, вдруг встал, подошел ко мне и повалился на колени. Глаза у него были закрыты, а рот широко раскрыт. И он просительно держал обе руки вперед, сложив их в форме чаши.
Что за чертовщина? Я смутно понял, чего хочет Славик, и безжалостно задернул молнию на штанах.
- Ох, прости... Я, кажется, ошибся, - смущенно пробормотал Славик. - Я думал, что это Алёша...
Он поднялся с колен, повалился на диван и опять заснул. А я сел в свой фольксваген и поехал домой.
Мне было ясно, что Славик просил пососать. Я знал, что этим занимаются некоторые женщины. Но я никогда не слышал, что этим занимаются и некоторые мужчины и что это означает гомосексуальность - и у мужчин, и у женщин.
На следующее утро я подумал, что об этом странном инциденте лучше никому не говорить. Славик парень хороший, совершенно безобидный, хоть и немного чудаковатый. Над ним и так посмеиваются. Так зачем я буду его срамить? И я сделал так, как будто этого и не было.
Но теперь, когда я прочел, что большинство гомо совокупляются в рот, и вспомнил инцидент со Славиком - это послужило заключительным звеном, которое замыкало - и объясняло - целую цепь других загадок.
Судя по всему, мой комиссар Алёша Мильруд и его секретарь Славик были замаскированными педерастами. И все стало проясняться, как на фотографической пластинке, опущенной в проявитель.
Алёша типичный активный гомошакал: агрессивный, энергичный, иногда наглый, иногда истеричный, неуравновешенный. А Славик типичный пассивный гомозайчик: хихикающее существо, очень не уверен в себе, смущается, подпрыгивающая походка. Типичная парочка - шакал и зайчик.
Шакал Алёша женат. Но детей нет. И взаимоотношения у них какие-то холодные. Это брак фиктивный, только для маскировки, для удобства. Просто Алёша нашел себе такую же женщину, как он сам.
А зайчика Славика, который никак не мог жениться, я из жалости женил. На психопатке Кристине, от которой я не знал, как избавиться. Ну и сбыл ее Славику. Потом Славик жалуется:
- Так она ж сумасшедшая! Едем мы в машине, а она закатила скандал. Потом выскакивает из машины и бросается головой в витрину магазина. Разбила витрину - представляешь, толстое стекло! И застряла там головой. Кровь течет, как из недорезанного поросенка. Ну, вызвал я полицию, и отвезли ее в больницу.
А Кристина потом опять лезет ко мне в постель и жалуется:
- Что это ты подсунул мне импотента? Так вот, заменяй мне теперь мужа!
И комиссар Алёша на меня дуется, что я оженил его миньона. Так вот и делай людям добрые дела. А в результате одни неприятности.
Славик говорит, что Кристина, оказывается, еврейка. Но от меня она это тщательно скрывала. То говорит, что она чешка, то француженка, то американка, в общем, безродная космополитка.
Все это, конечно, чепуха, житейские мелочи. Но все дело в том, что Алёша и Славик - платные агенты ЦРУ. И есть закон, по которому педерастам категорически запрещается работать в ЦРУ, так как их может шантажировать КГБ.
И тут начинается второе звено цепи. Дело засыпавшихся НТСовских парашютистов. В начале 50-х годов под маркой НТС было заброшено в СССР несколько групп парашютистов. Все они приземлились прямехонько на штыки поджидавших их энкаведистов. Значит, они заранее знали о месте и времени высадки. Явное предательство.
Но к этим парашютистам довольно близкое отношение имел и мой комиссар Алёша, который тогда работал в армейской разведке Джи-2 на Галилеиплац, 2. Алёша пристроил на вербовку и тренировку парашютистов двух своих агентов - Игоря Кронзаса и Богдана Русакова, которые для этой роли никак не подходили и которым Алёша как-то странно покровительствовал.
Когда с треском засыпалась третья группа НТСовских парашютистов, поднялся дикий шум в прессе, включая и советскую, и по приказу из Вашингтона весь этот спецпроект закрыли. Богдана Русакова в 24 часа посадили в военный самолет и в обход всех эмиграционных законов, под чужим именем отправили в Вашингтон. А Игоря Кронзаса просто выгнали на улицу. Значит, оба они были под подозрением. Но нет прямых доказательств.
Да если бы они и были, то судить их в нормальном порядке все равно нельзя. Ведь это означало бы подтвердить то, в чем обвиняла американцев советская пресса.
Я знал всех этих людей пять лет и видел там много странных вещей. Теперь я по кускам складываю загадочную картинку. И смотрю на это дело несколько иначе. Алёша - педераст. И эти два его протеже тоже с проблемами - двуполые. Именно таких двуполых проституток подсылает советская разведка к педерастам для шантажа.
Третье звено. Сразу после инцидента с бутылкой коньяка и Славиком я почувствовал, что мной всерьез заинтересовалась советская разведка. До этого четыре года только ругали в прессе, а теперь вдруг забеспокоились. Словно я им зачем-то понадобился.
Однажды в мой служебный кабинет заходят Игорь Кронзас и полковник Поздняков из СБОНР'а.
После засыпавшихся парашютистов Кронзас слонялся по улицам и пьянствовал. Тогда Алёша якобы из жалости попросил меня взять его на работу в ЦОПЭ. Но зная, что Кронзас - алкоголик, бездельник и сукин сын, я категорически отказался. Тогда комиссар Алёша заявил, что это приказ из Вашингтона, и мне пришлось согласиться. Но отношения у меня с Кронзасом оставались прохладными.
Полковник Поздняков сначала работал в разведке Джи-2, но за всякие аферы попал у американцев в черный список. Ему была запрещена любая работа у американцев. Но мой комиссар Алёша его подкармливает, тоже якобы из жалости, иногда принимает его статьи под псевдонимом в наш журнал "Свобода". И в платежной ведомости Поздняков тоже расписывается псевдонимом. Знакомство у меня с ним меньше, чем шапочное.
Теперь же Кронзас и Поздняков вдруг начинают уговаривать меня, чтобы я поехал с ними на рыбалку.
- Но я рыболовством не занимаюсь, - говорю я. - Да у меня и удочек нет.
- Ничего, мы достанем вам удочки, - заискивающе улыбается полковник Поздняков. - У меня там знакомая баронесса. А у нее целый замок и собственное озеро. Будем ловить рыбу ночью. А потом будем уху на костре варить. При луне. И ящик водки с собой возьмем.
- А где это? - спрашиваю я.
Полковник Поздняков называет место. Я смотрю на карту Германии, которая висит у меня на стене, и вижу, что это далеко от Мюнхена - и очень близко от границы советской зоны.
Х-м, думаю я, ночь, луна, ящик водки - и рядом советская граница. И чего я это буду пить водку со всякими сволочами. Я с ними и в Мюнхене водку не пил, а тут, здрасьте, поеду на советскую границу.
Нет, - говорю я. - Это меня не интересует.
Оба рыболова переглядываются и продолжают упорно уговаривать меня.
Что-то уж слишком они усердствуют. И зачем это я им так понадобился? Странно...
Я отрицательно качаю головой:
- Нет. Кроме того, сейчас еще слишком холодно для рыбной ловли.
Через несколько дней Кронзас и полковник Поздняков опять появляются в моем кабинете. И опять назойливо уговаривают меня поехать с ними на рыбалку. И эта назойливость выглядит просто странно. Словно им очень и очень нужно, чтобы я поехал с ними пить водку на советской границе.