Томас не успел поймать взглядом раскатившиеся кубики, как горбун просветлел лицом, уже окрепнувшим голосом сказал укоризненно:
— Ты великий воин, но зачем же стаканчик ломать?.. Вот и выпало по силе, а не по…
Томас застыл. Все три кости замерли, на белых квадратиках сиротливо чернело по одной черной точке. Уже обречённо смотрел, как чёрт небрежно встряхнул костяшки, неспешно высыпал, с гадкой улыбкой превосходства глядя рыцарю в глаза. Какая бы мелочь не выпала, все равно будет больше…
Челюсти Томаса стиснулись так, что превратились в одно целое. Черту мало победы, еще и поглумился напоследок: все три шестёрки!
Горбун поднялся, стаканчик и кости мгновенно исчезли. Томас успел подумать в бессильной ярости, что наплевать бы на все условности, схватить эту мразь за тонкую шею, давануть так, чтобы сладко захрустели кости, а то и шмякнуть с размаха о дерево…
…но лишь вздохнул, только эти условности делают человека человеком, как повторяет калика, а горбун тем временем отступил к коням, в глазах было все еще опасливое выражение, явно читал рыцаря по глазам, и даже когда нащупал уздечку коня, лицо еще дергалось от страха.
— Какая удача, — сказал он торопливо, — теперь я поскачу вперёд…
— Скачи, — сказал Томас с ненавистью, — скажи, я иду.
— Да уж… предупрежу. Чтобы встретили…
Из-под ног горбуна вспыхнул адский огонь. На Томаса пахнуло запахом горящей смолы и серы, и чужак вместе с конем исчез в этом пламени. Томас успел услышать жалобный крик коня, только сейчас понявшего, что хозяин его предал, подло проиграл в презренные кости.
Когда огонь исчез, Томас тупо уставился на чёрное обугленное место. Чувство вины сдавило грудь, дыхание остановилось. В середине круга лежали обугленные кости, конский череп. Пустые глазницы смотрели с немым укором.
Он не знал, сколько так простоял в оцепенении, очнулся только от треска кустов. Олег ломился напролом, как сытый медведь. Его конь, ломая кусты, ломанулся навстречу, слышно были сочные хлопки в темноте, калика что-то бормотал, успокаивая, а конь, похоже, жаловался на знатного рыцаря.
Олег вышел в слабо освещенный круг, лицо было сумрачное. Покосился на груду костей:
— Да, перед дорогой надо набить требуху… Неизвестно, покормят ли там, куда лезем… Но все-таки коня зря сожрал.
Томас съежился, чувствуя себя распоследним подлецом на свете. С трудом удержался от желания опустить забрало, чтобы не видеть пронизывающих зелёных глаз. Калика свистнул, его конь осторожно приблизился, обойдя Томаса по большой дуге. На его железную фигуру косился с опаской и осуждением.
— Это был чёрт, — проговорил Томас глухо. — Заморочил, напустил искушение, ввёл в… э-э… искус. И выиграл нечестно.
Калика потянул носом, прислушался, веки опустились, отгораживая глаза от мира. Проговорил медленно:
— Не чую магии… И колдовства нет… Увы, сэр Томас. Нечестивые чары ты бы рассеял своими молитвами. Тот, кто с тобой играл, выиграл честно.
Томас вспыхнул:
— Это был старый такой иудей! Они все к старости чертями становятся.
— Пусть чёрт. Но играл без колдовства. Обидно, да?
Зубы скрипнули, с такой силой Томас стиснул челюсти. Лучше бы черт выиграл колдовством, не так унизительно. Нет стыда честному игроку продуть обманщику. А так… И слабое утешение, что чёрт мог обучаться игре больше лет, чем жили все Мальтоны вместе взятые.
Он всё ещё ожидал занудной проповеди о пагубности игры в кости, осужденной даже церковью, но калика лишь сдвинул плечами:
— Ладно. Легко пришло, легко ушло. Пора двигаться, уже рассветает.
— Почему легко, — проворчал Томас. — Я за этого коня заплатил…
— Разве короли платят?
С той же неспешностью он взгромоздился на коня, спокойный и отрешённый, конь тряхнул гривой и мерным шагом двинулся через поляну, будто знал дорогу. Томас остолбенело смотрел вслед. Не то, что ожидал, что калика уступит коня, но все-таки как-то должно было иначе. Даже то, что приходит легко, уходит довольно тяжко, а за своего коня он платил настоящими золотыми монетами, ибо боевому коню цены нет, ему жизнь вверяешь в бою!
Однако калика не оглядывался, конь равнодушно помахивал хвостом, словно заметал след, и Томас, сцепив зубы, двинулся следом. Он заставил себя забыть, что на нем добротные доспехи, выкованные лучшими оружейниками Британии, что его меч не каждый мужчина поднимет и двумя руками, что спину трет треугольный щит, окованный широкими и тяжелыми пластинами железа.