Деревья смутно серели в рассветном полумраке, коня калики Томас слышал по стуку копыт и всхрапыванию, да еще пару раз растоптал конские каштаны, еще тёплые, судя по запаху. Потом стволы вырисовались чётко, дальше был свет, и когда Томас поравнялся с последними деревьями, прямо от его подошв разостлалось как ковер чистое от деревьев поле. Земля еще была черной, как смола в аду, но восток светился ровным матовым светом, а самый краешек виднокрая осторожно алел, робко наливаясь красками.
Калика не оглядывался, а Томасу самолюбие не позволяло спросить, что он начуял за ночное бдение. Если в самом деле чуял, а не спал, забравшись в дупло как филин. Ещё подумает, что он заискивает, просит уступить коня.
Воздух посвежел, а когда впереди показалась ровная линия густых кустов, Томас уже почуял, хоть и не колдун, что впереди. Дорога пошла чуть вверх, потом конь калики вломился в кусты. Запах реки стал сильнее, а когда кустарник кончился, впереди расстилалась водная ширь знаменитого Дона, на берегах которого пикты некогда разгромили кельтов, потом бритты побили пиктов, а затем англы вчистую истребили самих бриттов. Учёный дядя говаривал, что и норманны именно здесь разбили наголову англов, после чего англский язык уцелел только в глухих деревнях, а вся знать заговорила на французском…
Калика, не оглядываясь, направил коня к воде. Когда тот вошел почти до колен, Томас не выдержал:
— Сэр калика! А не проще ли поискать мост?
Олег оглянулся, Томас увидел в зеленых глазах великое изумление:
— Сэр Томас, как можно? Когда это герои искали мост… или даже брод?
Томас снова стиснул зубы. Конь осторожно входил в тёмную воду, фыркал, поглядывал на далекий берег, распределял силы, ибо калика, похоже, покидать седло не собирался. Река была чересчур широка, Томас со злостью вспомнил разговоры стариков, что Дон уже не тот, мелеет так быстро, что у правнуков козы будут скакать с берега на берег, не замочив копыта…
Олег нетерпеливо похлопал коня по шее, тот послушно двинулся в воду… Когда вошел по брюхо, Олег хлопнул себя по лбу, обернулся:
— Сэр Томас, я совсем забыл!.. Ты в этом железе плаваешь вряд ли лучше хорошего плотницкого топора… Прости, двуручного рыцарского меча. Я понимаю, переплывёшь и сам, но лучше возьмись за хвост моего коня. Могут нацепляться раки, а коня жалко, хвост больно пышный, он сам гордится…
Говорил он чересчур серьезно, убедительно, и Томас, пряча взгляд, поклялся жестоко отомстить, а сейчас, смирив гордое сердце, ухватился обеими руками за хвост. Меч и щит болтались за спиной, а великолепное рыцарское копьё вовсе осталось на месте злополучной игры в кости.
Холодная вода хлынула в доспехи. Томас задержал дыхание, как будто окунулся в прорубь. Конь неспешно продвигался, дно уходило из-под ног, вода злобно хлынула во все щели. Двигаться становилось труднее. Когда вода поднялась калике до сапог, он лишь покосился удивлённо, словно раздумывая: не поднять ли ноги повыше, но поленился, а конь вскоре поплыл. Сильный зверь, он резал волны, течение почти не сносило, но Томас почти ничего не ощущал, ибо железные доспехи тянули на дно со страшной силой.
Вода плескала в лицо, ноги утратили твердое дно, его медленно тащило над тёмной бездной. Конь перестал пытаться дергать хвостом, Томас уцепился крепче клеща. Вода плескала в лицо, он захлёбывался, терпел изо всех сил, когда-то река кончится, когда-то ноги коснутся твердого, найти бы только силы самому выбрести на берег…
Калика сидел недвижимый, задумчивый. Сапоги его загребали воду, мешая коню плыть. Томас только и видел широкую спину, даже конский зад погрузился в воду. Внезапно калика с натугой повернулся, на лице было задумчивое выражение:
— Сэр Томас, а не скажешь ли, в какие дни положено стричь ногти?
Томас сначала решил, что ему почудилось в плеске волн. Но калика смотрел вопросительно, ждал ответа. Томас прохрипел, выплевывая воду:
— Что?
— В какие дни, говорю, положено обрезать ногти?
— Какие ногти? — простонал Томас. Он выплюнул воду, закашлялся. — Что за ногти?
— Да свои, — любезно сказал Олег. — В день Боромира наверняка нельзя, в великий пост — грех, по выходным — непристойно. Разве что в праздник обрезания… Томас, когда у вас обрезание?
Томас с водой выплюнул и злой ответ:
— Обрезание… не у нас…
— Гм… Когда же, странно…
Томас, озябший и синий от холода, который заморозил кожу и пробрался в глубины плоти, прошипел со злостью: