У тёти от полученного шока может случиться инсульт. Я сосредоточилась и немного взяла себя в руки. Ускорив шаг, я пыталась пройти по узкому и тёмному проходу, ведущему к другому входу в дом.
- Нужно найти флакончики с валерьянкой, корвалолом на тот случай, если кому то из близких станет плохо. - тараторила я себе под нос.
Я пришла более менее в чувство. Стала поверхностно соображать. Я почувствовала внутри сильную ярость, непонимая до конца всю горечь и безысходность всей сложившейся ситуации. В душе кипели смешанные чувства: растеренность, обида, злость, скорбь. Весь мой мир разрушился и перевернулся в один миг. Я до трясучки боялась за близких. Как они отреагируют на такую ошеломляющую и страшную новость? Что будет теперь с нашей семьёй? С нашей жизнью, с нашей дальнейшей судьбой?
Я не верю в это, не верю. Это всё неправда! Кто угодно, но только не она. Кира боится людей, боится всего подряд. Она же трусиха и не могла себя убить. Как же нужно ненавидеть своё тело, чтобы так искалечить его.
- Это не конец, сестра, не конец! - кричала я в мыслях. - Что с тобой случилось? Что было в твоих мыслях? Какая же я дура! Ты же говорила мне тогда, что не сможешь с этим жить, а я ничего не поняла. Я ещё со своей любовью совсем потеряла голову и не обращала внимание на твоё молчание, на твоё критическое состояние. Ещё эти наши чернобелые размытые лица на фотографиях... Это был знак, что гредёт беда. Я должна была почувствовать надвигающуюся угрозу, разом поломавшую наши жизни.
Я могла помочь, могла спасти тебя. Это я во всём виновата! Я не поняла твоей продолжительной депрессии и не поддержала в трудную минуту. Чёрт, Кир, уже поздно, я не смогу тебя спасти! Единственное моё желание в эту самую секунду - это взять и умереть! Упасть на месте и ничего не чувствовать, ничего не понимать. - я бубнила и бубнила себе под нос, ударяя руками и ногами по валяющимся вокруг деревяшкам. От душевной боли я била руками по стенам и даже не чувствовала никакой физической боли.
Я остановилась и стала креститься. Стала шептать про себя мольбы о помощи.
- Пожалуйста, Господи, спаси нас и сохрани. - повторяла я несколько раз молитву.
Вмиг я услышала тётин крик на улице. Это был даже не крик, а душераздерающий, человеческий вой. Она громко и протяжно выла, не останавливаясь. Выла от боли, от скорби, от потери. Это был крик покалеченной и раздавленной в один миг жизни.
- Отец сказал ей, - пронеслись у меня мысли в голове. - Что теперь будет? - дрожащим голосом твердила я себе, вытирая с постоянной периодичностью слёзы, стекающие по лицу и попадающие на шею и на всю мою одежду.
Нет времени, чтобы страдать.
Двадцать девятое августа две тысячи шестого года стало чёрным днём календаря для всей нашей семьи. Находясь в постоянном состоянии дурмана от сильных успокоительных препаратов, мы ждали наступления похорон, как своей собственной погибели.
Мы с тётей оказались самыми сильными духом, чтобы вести подготовку к приближающейся панихиде. Я помню только, как мы выбирали в свадебном салоне Кире белое платье... Съездив на кладбище и оплатив место для захоронения, мы вернулись домой.
Я часто вспоминаю в своём затуманенном тогда состоянии, как тётя доставала из кошелька бесконечные купюры с большим номиналом в разных ритуальных магазинах. Только в тот жизненный период времени ко мне пришло понимание того, что за смерть тоже нужно платить.
Такова наша ничтожная жизнь, что без копейки в кармане у человека даже нет права, на то, чтобы просто взять и умереть. Мы живём и считаем себя свободными, но на самом деле на нас пожизненно одеты невидимые железные цепи. Мы думаем, что наша свобода находится у нас в руках, но это всего лишь сказка, которую придумали мы сами, чтобы хоть во что - то верить. В шестнадцать лет ко мне пришло осознание, того, что всему есть своя цена. Именно в том возрасте, я резко начала взрослеть, прочувствовав на своей шкуре всю горечь утраты любимого мне человека и поучавствовав лично в организации похорон. В тот жизненный промежуток времени ко мне пришло осмысление многих вещей, о которых я раньше даже никогда в жизни не задумывалась.
Вернувшись сильно уставшими и потерянными домой после поездки в город, мы сидели вечером в большом зале всей семьёй и молчали. Каждый думал об общем семейном несчастье, резко свалившемся на наши плечи. Все сидели с опущенными вниз головами, задумчиво о чём - то вздыхая.
Мы не понимали ещё до конца всю глубину произошедшего с нами горя. Я совсем забыла в тот момент про существование Лёши и тем более про деревенских подруг, которые скорее всего сказали ему про смерть сестры. Я даже не ждала его звонка, так как сильно боялась предстоящего разговора. Не зная, что говорят в такой щепетильной ситуации и что он скажет мне в ответ. Ведь в такие трудные минуты, у каждого из нас не было никаких слов, чтобы описать наше внутреннее состояние. Больше всего, в эти последние дни перед предстоящими похоронами, я совершенно не хотела, чтобы меня жалели. Я знала, что сразу же сорвусь с катушек и буду кричать, не останавливаясь, от съедающей меня изнутри боли, которая заполнила тогда всё моё ещё совсем юное сердце. Мне казалось, что в него кто - то вставил большие и острые осколки и эти раны постоянно кровоточили и медленно убивали меня.