— Я буду делать все, что нужно, — пообещал Эльрик.
Разумеется, это никого не успокоило. Даже наоборот.
— Если я спрошу его, кому именно нужно, он скажет, что ему, — Роджер сделал странное для врача движение, такое, будто сворачивал кому-то шею. — И получится, что он, вроде бы, на моей стороне. Потому что ему сейчас нужно восстанавливаться, а это в моих интересах. Но ему слишком многое нужно кроме этого. Он не будет есть…
— Я пока и не могу.
— Не будет спать.
— Четыре месяца, Роджер! Неужели четырех месяцев сна недостаточно?
— А потом встанет и сбежит…
— Но ты же как раз и хочешь, чтобы я мог вставать и бегать.
Не в первый раз они об этом говорили. Точно не в первый. Бывают такие темы, которые от повторения не теряют актуальности.
— Он будет, — сказал Зверь, — есть и спать точно будет. Я умею.
Чего он не мог, так это не дать Эльрику работать, но на такое никто был не способен. И Роджер это понимал. И Ринальдо. Идеал недостижим. Но к нему можно хотя бы попытаться приблизиться.
Оживленно в коттедже стало не просто «в ближайшее время», а уже через пару часов после того, как Князь восстал с одра. Посетителей не прибавилось, но шонээ заработали с полной отдачей, а это было все равно, что беспрерывный поток людей. Встреча за встречей, вопросы, ответы, распоряжения, приказы. В Саэти, правда, рабочий график Эльрика был куда напряженней. Но там шла война.
— А здесь планируется экономический переворот, — объяснил Князь, когда Зверь угрозами и вымогательством заставил его сделать передышку. — Причем на моих условиях. Это посерьезней иной войны. Нам сейчас нужно постараться, чтобы как раз войны и не было.
«Нам» — это всем тем людям и нелюдям, с которыми Эльрик встречался, то есть связывался, и которые сами по себе были кем-то вроде королей или, по меньшей мере, министров и генералов. Зверь достаточно разбирался в глобальной политике, чтобы знать в лицо официальных правителей Этеру и наиболее развитых планет, но недостаточно, чтобы знать правителей неофициальных.
Как-то не до того было. Сразу стал работать в клинике, увлекся практической психиатрией, теперь вот, вообще, ученым стал. А ведь когда в Саэти попал, первым делом постарался выяснить, у кого там реальная власть, кого стоит бояться, а с кого можно попробовать получить пользу.
В Сиенуре таких вопросов не возникло. Эльрик есть, вот и ладно. Эльрик и другие представители семьи де Фокс. В Саэти был только один де Фокс, а шума и движухи от него внезапно для всех случилось столько, что карту мира пришлось перерисовывать. Здесь же обитала целая семья. И от них шуму происходило куда больше, но это был шум такой… словно бы фоновый. Ни одно большое дело не обходилось без участия де Фоксов, однако к этому все привыкли, этому никто не удивлялся, и, вроде бы, никто не обращал на это особого внимания. Ну, да, есть у них влияние… везде и на все. Но так всегда было и всегда будет, а если б вдруг оказалось не так, вот это бы вызвало удивление, пересуды и как бы, опять же, не перерисовывание карты.
Зверь еще не в полной мере осознал себя необходимой частью основания, на котором де Фоксы строили свое могущество. Он пока осознавал лишь свою необходимость для Эльрика, которому нужен был просто так, из-за ничего. Любая мысль о своей ценности или полезности по-прежнему вызывала злость, но, вообще-то, приносить пользу ему всегда нравилось. Надо было лишь подождать, чтобы окончательно утвердить для себя отсутствие взаимосвязи между полезностью и правом на жизнь.
Эльрик же на следующий день после возвращения в мир живых озадачил его снова. Он и здоровый это делал постоянно, и пока в коме пребывал, и в покалеченном состоянии ничего не изменилось. Прямо с утра явились посетители — реальные, а не виртуальные. Двое шефанго: мужчина и женщина. Кареглазый брюнет с забранными в хвост густыми волосами, и женщина — тоненькая, русоволосая, на две головы ниже своего спутника. Зверь, никогда раньше не видевший женщин-шефанго, залип, не в силах отвести от гостьи взгляда. А Эльрик подлил масла в огонь, когда представил обоих.
— Готтре оллаш Мигара-Йеррх конунг Шарни. Йеррх от’ассер Моруанец. Готтре оллаш Хортах-Айла эрте Фош, конунг Страйшанго, шенирэ геррсе. От'ассер готтре Косатка[6]. Мигара — моя жена, Хортах — мой дэира.
Зверь всегда считал себя… незашоренным. Думал, что не оглядывается на правила, а нормам если и следует, то исключительно добровольно и осознанно, потому что ему для следования нормам нужно было прилагать усилия. В общем, был уверен, что мыслит широко и допускает возможность всего, что не противоречит законам физики и многого противоречащего. Но сейчас перед ним были жена Эльрика и его… муж? «Дэира» ведь как-то так и переводится. Тресса назвала бы дэирой Мигару, а Хортаха — мужем.
Все это надо было как-то уложить в голове. Одно дело знать, что у Эльрика… в смысле, у Трессы, которую Зверь тоже никогда не видел, есть муж. Другое дело — убедиться, что он и правда есть. И имеет какое-то… блин, прямое! отношение к Эльрику. И при всем при этом еще неплохо было бы перестать пялиться на Мигару. Хотя бы перестать думать о том, что женщины-шефанго — это очень, очень, очень странные — страшные — существа.
Эльрик, тем временем, представлял его. «Готтре оллаш Вольф фон Рауб. От’ассер готтре Волчонок, но в этом мире он пока не обзавелся прозвищем». И даже не ухмылялся, выглядел серьезным. Выглядел, ага! Зверь без всякой эмпатии знал, что Князь в глубине души потешается над ним, получает массу удовольствия от его замешательства. И не важно, что души нет. Души нет, а глубина есть. Черная и злобная!
Мигара была в маске. Женщины-шефанго носили маски и вуали, делали мейкап, использовали любые возможности украсить себя, под предлогом защиты окружающих от невыносимой шефангской красоты. Магию, смягчающую воздействие на психику, они при этом тоже использовали, так же, как и мужчины. Но от украшений не отказывались.
Если б когда-нибудь встал вопрос выбора: магия, или украшения, легко догадаться, что у магии не осталось бы шансов.
Но даже в маске, даже сквозь магическую завесу, от Мигары бросало в дрожь. Не из-за вызывающей ужас демонической составляющей, к ней Зверь как раз-таки, был неуязвим, а из-за чуждости большей, чем у шефанго-мужчин. А ведь всегда казалось, что больше некуда.
Что ж, нет предела совершенству. Клыки, треугольные зубы и выступающие челюсти на нежном, с тонкими чертами лице, производили впечатление куда более жуткое, чем на лицах мужских. Скульптурной лепки, но резких, звероватых, естественным образом ассоциирующихся и с хищниками, и с акулами.
«Мигара» на зароллаше означало «милость». Правильно произносилось «михгарсш», однако Мигара родилась и выросла не на Ямах Собаки, а в королевстве Моруан, в графстве Шарни, среди людей, которым зароллаш не давался. Он никому, кроме шефанго, не давался. Так Михгарсш стала Мигарой, отсюда же и прозвище Моруанец. Конунг Шарни. Еще одна драматическая и романтическая история, которую Эльрик, с одобрения своей прекрасной дамы, пересказал в общих чертах. Шефанго, кажется, все так устроены, что без приключений и романтики у них не обходится.
Отец Мигары был дружен с графом де Шарни, а еще они с графом были дэира, и когда погиб шефанго, который мог называться матерью Мигары, если б у шефанго было понятие «мать», ее отец покинул Ямы Собаки и уехал на континент. К своему дэира. Уехал, потому что графу Шарни понадобилась поддержка в войне с соседями. И погиб на этой войне. Его хиртазы и ребенок остались в Шарни, граф растил девчонку-шефанго, как родную дочь. Он не дожил до времени, когда девочка научилась менять облик и становиться мальчиком, но оказался достаточно умен и настойчив, чтобы законным образом оставить Шарни в наследство приемному сыну. В понимании шефанго, графство получило статус «аена»[7]. О том, что это означает к тому времени люди уже, более-менее, знали, и людям это ожидаемо не понравилось. Поэтому для подтверждения законности наследования однажды потребовалась силовая поддержка — времена были дикие, сила считалась серьезным аргументом в юридических спорах — и таким образом Мигара де Шарни познакомилась с Эльриком де Фоксом.
6
Традиционная формула представления на зароллаше. Ее имя Мигара-Йерх, владелец Шарни. Йеррха другие называют Моруанец. Его имя Хортах-Айла, наследный владелец Фоша, владелец Страйшанго, главнокомандующий Ям Собаки, другие называют его Косатка. (Примечание: из этой формулировки следует, что у Мигары нет прозвища, Моруанцем ее называют только, когда она в мужском облике).
7