Прошло три дня. Целых три дня. За это время я ничего не написала. Я не могла писать.
Я просто сидела дома, даже не выходила на улицу, наблюдала, как одна патрульная машина сменяется другой, как идут часы на стене, как солнце встает на горизонте. И все это я делала сквозь пелену слез и боли. Я не могла есть, спать. Под моими глазами появились мешки, кожа стала бледной. Я походила на мертвеца. Временами звонил детектив, вводя меня в курс расследования, однако оно двигалось очень медленно. Он сказал, что они не смогли определить номер убийцы. Складывалось впечатление, что убийца и вовсе не звонил. Он говорил это таким тоном, словно я его выдумала, но мне было наплевать. Если честно, мне уже было на все наплевать. Я хотела просто исчезнуть. Говорят, это первый признак мысли о самоубийстве. Большинство самоубийц убивают себя не потому, что хотят вызвать к себе жалость или что-то доказать окружающим. Они делают это, потому что просто хотят, чтобы их не стало.
Впрочем, с одной стороны, мне хотелось, очень хотелось, чтобы убийцу нашли. Посадили этого мерзавца! Быть может, мне станет легче. Другая сторона моего «я» мне говорила, что это не вернет Джули. И я больше слушала ее.
Когда звонила мать, я разговаривала с ней так, словно ничего не произошло. Говорила, что потихоньку прихожу в норму, хотя на самом деле все было наоборот. Мне становилось все хуже и хуже.
Я понимала, что время идет, надо работать, осталось очень мало времени. Алиса хоть и читала в газетах о том, что нашли мою дочь, ждала моего нового романа. Она даже не соизволила позвонить и спросить, как я. Для нее главным была моя рукопись. Впрочем, это понятно. Каждый делает свою работу.
Я уже начала подумывать, а не позвонить ли ей самой, и не попросить, чтобы дала мне еще хотя бы месяц. Однако я быстро отбросила эту мысль в сторону: и так затянула с романом. Но на душе все равно было скверно. А вдруг я не успею?!
Все эти мысли и воспоминания о Джули просто свели меня с ума. Бессонница тоже не давала мне покоя. Я хотела есть, но не могла. Меня рвало.
И вот, к концу третьего дня обессиленная писательница Сьюзан Кэрролайн послала все в одно место, достала снотворное и проглотила целую горсть таблеток. Почувствовала, как они провалились в желудок, затем вернулась в свою кровать и закрыла глаза с надеждой, что закрывает их в последний раз.
Точка отсчета
Очнулась я в больнице. Оказалось, что в тот день детектив возвращался с работы домой и решил ко мне заехать – узнать, как я, и рассказать о расследовании. Сначала он позвонил, однако на звонок никто не ответил. Затем он приехал, подошел к патрульной машине, спросил, не выходила ли я куда. Полицейские отрицательно покачали головой. Тогда он побежал ко мне домой. Сломал входную дверь, забежал в комнату, увидел меня без сознания с пеной у рта, вызвал скорую.
И вот я лежу совсем обессиленная и пытаюсь плакать. Но не могу выдавить из себя ни слезинки – настолько мой организм ослаб. Рядом сидит моя мать, смотрит на меня с жалостью. Сжимает мне руку. Успокаивает. Слушая ее голос, я отправляюсь в детство, когда не было никаких тревог и забот; когда я бегала по улице, словно мальчишка, не задумываясь ни о чем.
Глядя в ее глаза, я ненавидела себя. Как я могла, так поступить?! Проглотить таблетки! Не задумавшись о своей матери, которая так любила меня?! Я не заслуживала ее любви!
Когда силы ко мне немного вернулись, я попыталась ее успокоить. Сказала, чтобы ехала домой. Убедила ее, что все будет нормально.
С большой неохотой она это сделала. Попрощалась. Сказала, что любит меня. Уже в который раз.
На следующий день ко мне в палату зашел детектив. Спросил, как я. Когда я ответила, что потихоньку поправляюсь, он продолжил:
– Миссис Кэрролайн, нам очень жаль, но мы пока не можем продвинуться дальше в нашем расследовании. Мы не нашли никаких улик. В домике были только ваши следы. Складывается впечатление, что ее убил невидимка.
– Но убийца есть! Он звонил ко мне. Сам сказал, где находится тело. Откуда я могла знать, что оно там? – я специально употребляла вместо слов «моя дочь» слова «тело» и «оно». Так было легче.
– Понимаю, миссис Кэрролайн.
– Разве нельзя найти его по сперме?
Брови детектива вопросительно поднялись вверх. Я и сама от себя не ожидала такого вопроса.
– Вдруг он ее изнасиловал перед тем, как убить? – продолжала я.
И тут детектив сказал:
– Мы хотели это сделать сразу же, как нашли тело вашей дочери.
– И? – упорствовала я.
Детектив секунду поколебался, видимо, решая – стоит мне говорить или нет. Затем все же ответил: