Гвардеец продолжал перечислять пункты из списка:
— Счета, распорядок дня, личные вещи. В участке заберите автомобиль Альваро, я бы хотел его осмотреть. Для начала хватит.
Ногейра убрал записную книжку, откинулся на спинку стула и зажег очередную сигарету. Писатель подался вперед и положил локти на стол, копируя позу лейтенанта.
— Два момента. Во-первых, наследник сеньора Альваро Муньиса де Давилы — я. Вчера юрист зачитал нам его письмо. В делах полный порядок, семейство процветает. Сегодня утром я сообщил сеньору Гриньяну, а тот, в свою очередь, передал родственникам Альваро, что я откажусь от наследства, как только завещание будет утверждено, то есть через три месяца.
Лейтенант поднял брови, и Мануэль понял, что удивляться гвардейцу приходится нечасто.
— Что же, тогда вы автоматически становитесь главным подозреваемым. Но в этом нет никакого смысла, если исходить из чисто материальных соображений. — И Ногейра улыбнулся, довольный своей шуткой.
Писатель строго посмотрел на него:
— Во-вторых, Альваро мне не брат и не сват, а муж. И если вам трудно произносить это слово, называйте его хотя бы по имени, а не «родственником» и уж тем более не покойным.
Страж порядка отбросил окурок и поднялся:
— Договорились.
И, бросив полный сожаления взгляд на тарелку Мануэля с нетронутым мясным рагу, направился к машине.
На стареньком и непрезентабельном автомобиле Ногейры краска заметно потускнела, на кузове явно проглядывала ржавчина. Зато в салоне царил идеальный порядок: чистые коврики, недавно отполированная приборная панель, освежитель воздуха. Лейтенант относился к тем редким курильщикам, которые не позволяли себе дымить в машине. Они ехали в полной тишине, нарушаемой лишь звуками дыхания, казавшегося особенно громким и усиливавшего странное ощущение от вынужденного соседства. Мануэль предпочел бы включить музыку.
Дорога представляла собой чередование поворотов, спусков и подъемов, и гвардеец не превышал скоростной режим. Наконец он куда-то свернул и тут же вытащил сигарету, но не зажег ее, а просто держал между губами, пока спутники преодолевали еще несколько километров. Наконец они подъехали к огороженному забором дому. Их встретили четыре собаки — все разных пород и размеров, но лающие с одинаковым усердием. Лейтенант вышел из машины, закурил, засунул руку за ограду, открыл ворота и направился к дому, по пути успокаивая псов, которые, впрочем, снова оживились, увидев Мануэля.
Из-за угла появилась женщина лет пятидесяти пяти, стройная, со строгим выражением лица; волосы средней длины собраны повязкой, словно ободком. Она для виду прикрикнула на собак, поздоровалась с Ногейрой, поцеловав его в обе щеки, улыбнулась Мануэлю и подала ему руку, на которой не было ни колец, ни браслетов. Ее крепкое рукопожатие сразу располагало к себе.
— Я Офелия, — представилась хозяйка, не назвав ни фамилии, ни должности, ни профессии.
Как и говорил лейтенант, их ждали. В воздухе витали ароматы недавно приготовленной еды. На накрытом белой скатертью столе стояли три кофейные чашки, бутылка мускатного вина и разнообразная выпечка. Офелия наполнила бокалы.
— Я рада, что вы согласились поговорить со мной. Мы не были уверены, как вы отреагируете.
Мануэль вяло кивнул:
— Не мог представить себе, что придется выслушивать подобные новости. Надеюсь, вы понимаете, что для меня это все слишком… слишком…
— Мы всё прекрасно понимаем, — ответила хозяйка, опуская чашку на блюдце. — Полагаю, лейтенант Ногейра предупредил вас о том, что у нас будут неприятности, если кто-то узнает, что мы раскрыли конфиденциальную информацию, касающуюся расследования… или его прекращения; называйте как хотите.
— Даю слово: от меня никто ничего не узнает, — заверил ее писатель. Гвардеец откашлялся и бросил на него предостерегающий взгляд.
— Я дежурила в ночь с субботы на воскресенье. В час сорок пять поступил сигнал, что произошло ДТП. Пострадавшего доставили в больницу, но было уже слишком поздно. — Офелия вздохнула и добавила: — Возможно, вам будет очень тяжело слушать то, что я скажу. Если почувствуете, что это выше ваших сил, просто подайте знак, и я умолкну.
Мануэль медленно кивнул.
— Автомобиль действительно вылетел с дороги на прямом участке. Следов торможения не было ни на шоссе, ни на лугу, по которому машина проехала метров пятьдесят, прежде чем врезаться в каменную ограду. Сеньор де Давила был мертв. Из ран — порез на лбу, вероятно от удара головой о рулевое колесо в момент столкновения. Расположение автомобиля, незначительные повреждения, полученные при ударе, тот факт, что подушки безопасности не выстрелили, — все свидетельствует о том, что Альваро находился без сознания, когда съехал с трассы, и не давил на педаль акселератора. Меня удивил тот факт, что из пореза на лбу почти не шла кровь, что нехарактерно для подобных ран. Кожа была пепельно-серой. Я осмотрела тело на предмет других повреждений и заметила отек в нижней части живота, что часто свидетельствует о внутреннем кровотечении. Иных травм не обнаружилось, но когда мы положили Альваро на носилки, я увидела разрез на рубашке. Его местоположение совпадало с раной, нанесенной предметом шириной примерно два сантиметра и длиной более пятнадцати сантиметров. На мой взгляд, такое повреждение не могло быть получено в результате ДТП — в машине не было ничего подходящего под подобные характеристики. Если сомнений в том, что смерть наступила вследствие аварии, нет, вскрытие не проводится и я просто выдаю заключение. В данном случае я попросила доставить тело в морг для проведения исследований, поскольку заподозрила, что ваш супруг умер еще до того, как автомобиль съехал с шоссе. Как только я установила личность погибшего, сразу поняла, что новости распространятся очень быстро. Труп доставили в мой рабочий кабинет, и я готовилась начать вскрытие, когда получила инструкции все отменить. Знатное происхождение усопшего сделало свое дело. Мне сказали, что смерть наступила в результате несчастного случая и что не нужно расстраивать родственников дополнительными манипуляциями. Я возразила, но получила ответ, что это «просьба» сверху и вопрос не обсуждается.