— А вы уверены, что вам «рекомендовали» не проводить вскрытие, чтобы помешать расследованию убийства?
Лицо эксперта приобрело презрительное выражение, она немного помолчала.
— По правде говоря, я так не думаю. Дело скорее в том, что все мы привыкли униженно подчиняться тем, кто выше по положению. Эта зараза глубоко пустила корни в нашем обществе, хотя мы и не готовы это признать, и, похоже, ситуация не скоро изменится. Ведь сыну мэра никогда не приходят штрафы за превышение скорости. Сложилась тенденция закрывать глаза на выходки политиков и знаменитостей. Похоже, кто-то узнал о личности погибшего и принял меры, чтобы не запятнать его имя.
Мануэль был поражен:
— Даже ценой того, что преступник останется безнаказанным?
— Если б было очевидно, что речь идет об убийстве, никто не осмелился бы. Но, как уже сказала, признаки насильственной смерти я обнаружила далеко не сразу. Разрез на черной рубашке Альваро практически незаметен, видимые повреждения, раны, следы борьбы или самозащиты отсутствуют. Машина слетела с шоссе на прямом участке. Небольшой отек в области живота, который навел меня на мысль о внутреннем кровотечении, легко ускользнул бы от глаз дилетанта. Разумеется, лейтенанту Ногейре кое-какие детали показались подозрительными, но менее опытный сотрудник решил бы, что дело элементарное. Водитель заснул за рулем. Учитывая, что от него слегка пахло алкоголем, логично предположить, что сеньор де Давила выпил лишнего. А знатные семьи, к числу которых принадлежал и ваш супруг, скандалы такого рода стараются замять. Я не успела приступить к вскрытию, как появилась «официальная версия», а если систему запустили, то остановить процесс уже очень сложно.
— Еще только один вопрос. Зачем вы это делаете? Я понимаю: борьба за правду и все в этом духе… Но вы же сами признали, что, если все вскроется, у вас будут проблемы.
Офелия не колебалась ни секунды:
— Понимаю, это избитая фраза, но я выполняю свои профессиональные обязанности, вот и всё. Каждый раз, когда на секционном столе оказывается чье-то тело, все должно быть сделано так, как предписывает долг. Я не могу поступить иначе.
Слова судмедэксперта звучали весьма убедительно, и Мануэль ей поверил. Он кивнул и поймал неодобрительный взгляд Ногейры, который с досадой щелкнул языком. Похоже, лейтенантом руководили совсем иные соображения. Интересно какие. Этого писатель не знал, но предполагал, что весьма серьезные. В конце концов, гвардеец делал над собой усилие, превозмогая презрительное отношение к аристократии и гомофобию, осмелился нарушить существующий порядок… Ортигоса надеялся, что лейтенант не замышляет ничего худого.
— Это единственный мотив? — уточнил Мануэль.
Офелия кивнула:
— Да. И, пожалуй, еще тот факт, что я не люблю, когда вмешиваются в мою работу и подвергают сомнению мои выводы. Решение, нужно ли проводить вскрытие, принимается в ходе стандартной рутинной процедуры, но как только тело оказалось на секционном столе, дальше процессом руковожу я. Терпеть не могу, когда мне указывают, что делать.
Судмедэксперт посмотрела на Ногейру, и на этот раз тот остался доволен ее ответом.
Хозяйка налила еще по чашке кофе, и все трое пили его в полном молчании. Вопросы, касающиеся расследования, уже были обсуждены, и теперь возникло то неловкое чувство, которое появляется, когда незнакомые друг с другом люди волей судьбы вынуждены проводить время вместе. Ортигоса протянул Офелии руку, еще раз поблагодарил за желание помочь, вышел из дома и направился к автомобилю Ногейры. Собаки лежали на крыльце, дремали, греясь в лучах полуденного солнца, и, похоже, полностью утратили интерес к писателю. У выхода лейтенант попрощался с хозяйкой, чмокнув ее в губы и слегка похлопав пониже спины. Доктор улыбнулась и закрыла за ними дверь. Мануэль подумал: уж не нежные ли отношения с гвардейцем повлияли на решение судмедэксперта? Он пришел к выводу, что так и есть — по крайней мере, отчасти. Неясными оставались лишь мотивы Ногейры, и соображения Ортигосы на этот счет были довольно мрачными.