Он не раз всматривался в изогнутый горизонт с этого мыса, приходя сюда почти каждый день. Здесь он чувствовал себя спокойным и умиротворенным, в какой-то мере даже свободным — это был его край света.
Именно здесь он безрезультатно пытался вспомнить свою прошлую жизнь. Он не был лишен памяти, нет. Просто она играла с ним, укрываясь в неких темных недрах сознания, изредка показывая ничего не означающие фрагменты прошлого.
Сквозь сонму воспоминаний пробивались какие-то неясные силуэты — несколько людей в плотной черно-матовой одежде по самую шею, с продольными яркими пурпурными полосами по краям. На левой груди у них выпячивался какой-то значок или символ — что-то похожее на миниатюрную серебристую фигурку животного.
Видимо это было чем-то наподобие их отличительного знака, но у всех изображения фигурок были разные — всевозможные виды каких-то зверей, а у кого-то птиц или рыб. Сами фигурки отдавали легким серебристым свечением — холодным и безразличным. Но особенно запомнился необычный цвет глаз этих людей — они были абсолютно разного цвета, зеленый и голубой.
Эти странные люди словно бы что-то говорили ему, но увы, его память показывала лишь беззвучные неясные картинки. Частенько, напрягая память и пытаясь пробиться в эти образы, он видел прямо перед собой лицо одного из этих людей. Пепельно-серые волосы спадали на покрытый глубокими морщинами лоб. Разноцветные глаза впивались в него своим холодным взглядом. А губы медленно шевелились, произнося какие-то слова. Он их не слышал, но внутреннее сознание почему-то подсказывало всегда одно и тоже слово — осужден.
Проскальзывали в памяти и огромные сияющие города с высокими домами, уходящими на десятки этажей вверх. И вполне обычные люди, с нормальными глазами, и без этих холодящих изображений зверей на левой груди. Возможно среди них были даже его знакомые, близкие или родные люди. Но непроизнесенные слова того человека не давали ему покоя. И он постоянно мысленно возвращался к ним.
Осужден. Эта мысль прочна застряла в его голове. Действительно ли он был когда-то осужден и отправлен в это изгнание? Были ли те люди с разноцветными глазами судьями, или кем-то еще, кто вправе решать… Но решать что? Заслуживает ли человек наказания, виновен ли он…
Трудно о чем-то судить из этих туманных воспоминаний, не помня практически ничего… Конечно, это место, этот остров, представляется ничем иным как местом ссылки и заключения для преступников, адом для грешников, обреченных страдать вечно. Особенно если взглянуть на некоторых из здешних обитателей.
Но был ли он сам виновен… Стоя на краю этого обрывистого мыса, и смотря в даль горизонта, он не раз пытался заглянуть в себя, пытался почувствовать свою вину хоть в чем-то. И ничего… Ни образов, ни ощущений. Так за что же он здесь находился?
Что он мог… Нет, что они все могли совершить такого ужасного или бесчеловечного, чем и заслужили этот адский вечный круг ожиданий и мучений? Никто здесь этого не знал. Никто и никогда не покидал острова — здесь только появлялись новоиспеченные узники (или грешники?). И никого более, кто бы мог ответить на вопросы.
Да, здесь действительно было полно извергов, психов и прочих мерзких личностей, но в основном-то люди здесь были вполне нормальными. По крайней мере они прибывали на остров нормальными, если не считать поврежденной памяти о прошлой жизни. Но этот остров и бесконечный день меняли людей. И, к сожалению, только в худшую сторону.
Солнце по-прежнему еще стояло высоко, а жара становилась всё более ощутимой. Но исходя из опыта предыдущих дней — это ненадолго, еще пара часов и солнце скроется за облаками.
С этого мыса можно было прекрасно наблюдать за людьми находящимися внизу, на побережье. Сейчас у самой воды было несколько таких людей, кучками лежавших на пыльной земле или песке. Один из них неуклюже попытался подняться, чем и привлек внимание, и пошатываясь побрел к краю воды. Затем это повторил еще один человек. И еще один… Для человека стоящего на мысе эта картина была далеко не нова — эти тронутые пытались каждый день утопить себя.
Говорят безумство парализует нервные окончания, и человек может предавать огню или резать себя, ничего при этом не чувствуя. Видимо поэтому безумцы и психи так предрасположены наносить себе непоправимый вред, у которого были просто жуткие и отвратительные последствия. Но только не на этом острове — здесь не было никаких последствий у твоих действий, по крайней мере физических.