Эфраим в последнее время довольно сдержанно относился к своей теперь уже бывшей религии. И поэтому он не стал особо заострять внимание на том, что изображения живых существ были под запретом у большинства верующих иудеев. Нынешний Эфраим больше не относил себя к их числу.
На влажном и мокром от слез лице Сары застыла маска отчаяния и безнадеги, еще с ночи, когда им пришлось так внезапно покинуть дом. Ее большие глаза с надеждой и мольбой смотрели на Эфраима, сообщая больше, чем какие бы то ни было невысказанные и непроизнесенные слова.
Она была в полной зависимости от него, молчаливо и безропотно следуя за ним, куда бы он не направлялся. Ей наверное сложно было все это принять прямо сейчас — уж слишком стремительно развивалось события для нее.
Так и приходилось Эфраиму брести по этой пустынной земле в полном молчании, как со стороны своей сестры, так и со стороны Нахума, идущего немного впереди них обоих.
Ближе к наступлению сумерек они дико устали, а их бренные тела требовали настоящего отдыха и сна. Вступив наконец в пределы этой заброшенной деревушки, Нахум повел их куда-то вглубь путями, известными лишь ему одному.
В эту ночь, как впрочем и в другие подобные ей, на этих узких улочках брошенной деревушки было ужасно тихо и пустынно. И лишь печальные звуки их шагов, да слабый ночной ветер тревожили эту мертвую тишину.
Добравшись в конце концов до одного более менее еще не разрушенного домика с пригодной крышей, Нахум остановился, обратившись к своим спутникам.
— Этот дом на протяжении последнего года, или даже чуть больше, являлся моим прибежищем. Это довольно безопасное место, скрытое от посторонних глаз. И кроме меня в этом пустынном районе давно уже никто не проходил. Здесь мы укроемся и переночуем эту ночь.
— И всё же, ты не хочешь рассказать куда именно мы направляемся? Что дальше?
— Всему своё время, Эфраим. Немного передохнем и я расскажу тебе всё, что знаю сам.
— Я только хочу знать насколько это будет опасно. И для чего тебе вообще понадобился я.
— Я понимаю, что ты беспокоишься за свою бедную сестру. Но она могла бы и остаться здесь, в этом доме, до тех пор пока мы не вернемся обратно.
— Откуда вернемся, Нахум? И как долго это продлится? Ты ничего не можешь мне сказать. Тем более, что я просто не могу оставить ее одну здесь. Она уже достаточно пережила, и мне самому будет надежнее, когда она рядом и под моей защитой. Нет, я не оставлю ее.
— Хорошо, делай как хочешь. Но если она пойдет с нами, то отвечать за нее будешь только ты сам. А сейчас располагайтесь внутри, а я пока принесу свои припасы.
Нахум оставил их одних и отправился куда-то дальше — видимо в этой заброшенной деревушке у него был не один тайник. Возможно Нахум просто не хотел с ними делиться тем, что там могло находиться.
А пока же, в его отсутствие, Эфраим и Сара принялись обустраиваться в доме. Внутри была одна большая комната, набитая различными тряпками, лохмотьями, одной толстой простыней с протертым одеялом и прочим рваньем, припасенными видимо для лежанки. Ночи в пустыне были довольно холодными, и этих тряпок было недостаточно для того чтобы согреться. И необходимо было развести хоть какой-то костер, чтобы не замерзнуть ночью.
Нахум отсутствовал недолго, вернувшись с полными бурдюками питьевой воды, и различными припасами засушенной еды. По его словам этого должно было хватить на два дня пути до их цели, и конечно же обратно.
Насытившись и согревшись от разгоравшегося костра, в котором поблескивали обугленные хворостинки, собранные еще по дороге, они немного успокоились. Усталость, накопившаяся за весь долгий день и прошлую бессонную ночь, всё больше давала о себе знать, клоня в сон.
Сара не особо-то и сопротивлялась дремоте, укутавшись в какие-то лохмотья и единственное одеяло, свернувшись в клубок и мигом уснув. Эфраим и Нахум оставались снаружи этого дома, у прогоравшего костра. Теперь он уже был более разговорчив нежели утром.
Как и ожидалось, Нахум родился в нищей многочисленной семье, постоянно скитавшейся по деревням, не имея ни постоянного ночлега, ни какого-либо заработка, и конечно же еда доставалась им далеко не каждый божий день — приходилось довольствоваться объедками. Не все дети выжили, умерев либо от долгого голодания, либо от различных болезней и хворей.
Нахум и сам вскоре оставил свою семью, в возрасте где-то десяти лет, отправившись самостоятельно искать свое место в этой жизни. Но что он мог сделать, кроме как примкнуть к какой-нибудь шайке разбойников и грабителей. Он стал тем, кем является и по сей день — таким же вором, преступником и грешником, как и те, с кем он проводил большую часть своего осмысленного детства.