Он выражал свои стремления, ведя дневник, или отчеты, или, возможно, делая описание своей жизни — я не совсем уверен, что именно; я всецело одобряю это, так как подобные записи позволят мне гораздо легче получить доступ к его душе. Некоторого рода катарсис, несомненно, необходим; в любом случае, я подозреваю, что процесс будет медленным. Я пообещал 022654, что добьюсь для него выдачи письменных принадлежностей.
Мать является корнем его психоза — это то, в чем я убежден. Он говорит о ней с тихим почтением в голосе, так, как другие могут говорить о Боге, или о любимом человеке, или о некой невыразимой тайне. Он неблагожелательно относится к любому перекрестному допросу, однако корректен и послушен, как скоро дело касается женщины, которую он зовет «Королевой Хайгейта»; он излагает только факты, которые я готов принять за чистую монету: что его мать была образцом женского целомудрия, что она была одарена особой гениальностью, являлась единственной спутницей на протяжении всей жизни, которая полностью его понимала, была жертвой бесстыдной лжи его отца и так далее. Пару раз я пытался углубиться в его «факты», но 022654 становился взволнованным, затем агрессивным, очевидно полагая, что я оспариваю их соответствие действительности.
Я хотел бы больше узнать о его отце, но любые данные следует вытягивать из 022654 с величайшей осторожностью; по моему мнению, налицо все главы учебника «Эдипов комплекс» — например, яркий сексуальный характер его взаимоотношений с матерью, его нескрываемое презрение к отцу — ноя еще не настолько уверен, чтобы поставить недвусмысленный диагноз. Истинная судьба его отца, конечно же, столь же печальна, как и то обстоятельство, что он больше недоступен для расспросов. Я намереваюсь поработать над предположением, что его отец некоторым образом — осознанно или случайно, в зависимости от обстоятельств — критиковал образ матери, который был у ребенка и, делая это, подорвал его чувство связанности с самым базовым слоем жизни. Этот слой для 022654, кажется, был полностью отождествлен с матерью, которая была его помощью, поддержкой, пищей, жизнью. Более того, я не сомневаюсь, что это чувство связанности было совершенно разрушено, когда 022654 отняли от материнской груди; записи, которые я получил из клиники покойного доктора Стивена Маккрэя, указывают на то, что грудь ее начинала портиться после того, как ее покусали во время кормлений.
Хотя я презираю старого мошенника, мне нужно будет перечитать «Пища для инцеста: Материнская Любовь и Поедание Мяса» фон Шилберга.
На чисто личном уровне я не думаю, что 022654 любит меня — дважды во время нашей беседы он обвинил меня в том, что я брызжу на него слюной. Тем не менее, я не думаю, что это будет препятствовать нашей совместной работе; я советую продолжать предписанное 022654лечение на протяжении его пребывания здесь.
Энрико Баллетти.
Отчет зарегистрирован Лучиано Касти, главным офицером медицинской службы.
III
Я начал свое обучение искусству богов в Отеле Фуллера в Траубридже под надзором влиятельного Эгберта Свейна. Это был человек огромных размеров: Эгберт действительно был чрезвычайно жирным. Он также обладал чересчур экстравагантной индивидуальностью. Когда я первый раз увидел его — совершенно лысого, с выпученными глазами, толстыми губами, со слегка смуглым лицом, прогромыхавшего через кухню и непомерно яростно вопившего (его голос резонировал непристойностями), словно злодей из opera buffa[34]) — я был ошеломлен; но, вы понимаете, это был не страх и не трепет, а непреодолимое ощущение нелепости. Эгберт Свейн был на самом деле совершенно нелепым — исключительным его gravitas[35], единственным, что его притягивало, было кулинарное творчество — и он управлял своим личным королевством со всей потворствующей своим желаниям театральной нелепостью маниакального деспота, ведь кухня настоящего мастера чужда демократии. Его преданность своему искусству, несмотря ни на что, была совершенной и абсолютной, и наблюдать за тем, как он работает, означало преклонение пред алтарем его гения. Он бы не потерпел фальши, равнодушия, и он не мог допустить, чтобы вокруг него были те, которых он считал недостойными его высокого звания. Мы были, с его точки зрения, помощниками, которые служили в храме, в котором он был верховным первосвященником.
— Разве среди вас, негодников, нет тех, чья голова не набита поросячьим дерьмом вместо мозгов? — мог прореветь он (это точно его слова, уверяю вас).
Утварь летала по воздуху, словно удары молнии из длани разгневанного Зевса.