Открытие (хотя, наверное, мне следует говорить возобновление) II Bistro состоялось в среду 22-го марта 19— года ровно в 7.30 вечера. Месье Кокто перерезал розовую ленточку («Розовая в честь месье», — сказал Жак совершенно серьезно), которая была прикреплена поперек двери, и произнес небольшую напыщенную речь на французском, сильно размахивая руками и жестикулируя. Я, конечно же, был полностью поглощен его колоссальным хоботом. Жак и Жанна пригласили нескольких ресторанных критиков и людей, пишущих о еде из каких-то утонченных воскресных газет (включая человека, который стал моим непримиримым врагом, Артуро Трогвилла), и тучного автора «Блюд, ради которых можно умереть», Реджинальда Крейна. Если говорить откровенно, я был весьма впечатлен.
Кокто сел за почетный стол, уставленный цветами столь свежими, какие только возможно было найти в это время года, глядя на весь мир вокруг, словно озорной эльф с непокорными волосам, пощипывая еду, в которую (с помощью Жака и Жанны) я вложил столько трудов в духоте кухни, чтобы создать нечто. С виртуозной тактичностью он выбрал блюда, которые не были вдохновлены великой французской классической традицией. Критики и писатели пришли со своими спутниками, которые, конечно же, расправились с праздничным обедом, как нечего делать; это, как я позже узнал, был маневр, совершенно типичный для их племени. Остальные столы, рад сказать, были все заняты bona fide[106] завсегдатаями.
Позже той же ночью, после того, как ушел последний посетитель, и дверь была заперта, мне удалось узнать тонкое различие между «завсегдатаем» и «клиентом». Это определение, на самом деле, озадачивало меня с тех самых пор, когда Жак упрекнул Жанну гневным взглядом за то, что она намекнула на то, что вообще эта разница была.
Это случилось потому, что я подумал, что потерял Жана Кокто; хотя как вообще можно потерять человека, у которого такой огромный нос, что через переполненный ресторан можно увидеть, как он дрожит и подергивается? Разве можно потерять человека, чьи выдающиеся физические характеристики так привлекают ваше внимание, что вы не можете сконцентрироваться на чем-либо еще? По-видимому, можно, к концу вечера, после заключительных диких криков и гогота, и тайного испускания газов, когда все вернулось к изначальной тишине, с которой все началось, и Il Bistro неожиданно и смущенно обезлюдело, если не считать меня самого; остались запятнанные, мятые салфетки на полу, бесчисленные окурки в забитых пепельницах, пустые и полупустые бутылки загромождали столы, десертные тарелки громоздились высокими колоннами, но среди всего этого не было мсье Кокто. И тогда, конечно, я понял, что случилось самое худшее из всего возможного неужели я позволил этому заслуженно выдающемуся homme de belles lettres[107] и напыщенному творческому гению просто ускользнуть в толпе, даже не поблагодарив его? Меня просто бросало в пот, когда я думал об этом. Где, к тому же, был Жак? И Жанна? Ох, почему они обманули мои ожидания? Чего стоят их обещания об эффективности? Черт побери их обоих.
— Жак! — закричал я во весь голос. — Где ты, черт тебя дери?
Его не было на кухне, которая сверкала и источала беспорядочные ароматы, оставшиеся после моих кулинарных трудов. Конечно же, как я думал, он не может находиться наверху, в моей четверти, так как он бы никогда не осмелился совершить столь дерзкий поступок. Тем не менее, чтобы быть уверенным, я проверил — однако, его там не было.