— Естественно, я попрошу кое о чем за все это, — сказал он медленно. — Пусть я умираю, но я не глупец.
Так же медленно — и с крайне мрачным предчувствием — я спросил:
— Что именно?
— Ночь любви…
— Ночь любви?
— Да, с тобой. Хорошо, не совсем ночь, но у нас есть час, чтобы сделать это, прежде чем закончится время визита. Я знаю великое множество игр, в которые можно поиграть с тобой за час, поверь мне. Все будет так, как в старые добрые времена.
— Нет! — завопил я. — Ни в коем случае!
— Разве перспектива столь ужасна? — Да.
— И я такой уж непривлекательный?
— И это тоже.
— Жизнь в тюрьме предпочтительнее, чем час страстного секса со мной?
На этот раз я не мог честно сказать «да».
— Послушайте, Мастер Эгберт, те дни прошли, разве вы не понимаете? Вы знаете, почему я спал с вами раньше, и вы непременно должны понимать, что это была не любовь, а не то, чтобы я считал это неотразимо возбуждающим.
— О, Боже! Получается, это было крайне омерзительно?
Он выглядел таким печальным, сидя на краю моей кровати — огромный, рыдающий, трепещущий китенок с выражением благородной боли на жирном лице.
— Нет, — сказал я, — возможно, и нет. Но я не знаю, могу ли я быть пылким с вами, во всяком случае, не здесь, не сейчас, больше никогда.
— О, не волнуйся насчет этого, — воскликнул он, неожиданно повеселев. — Моей страсти хватит на нас двоих, вот увидишь.
Я долго смотрел на него, прежде чем что-либо сказать. Затем, наконец, промолвил:
— Хорошо, я сделаю это.
— Ты не пожалеешь об этом, обещаю…
— Боже, сколько раз я слышал это.
— Ангел! — вскрикнул он.
Через несколько секунд его штаны и нижнее белье были сброшены, и он держал в руках свой медленно увеличивающийся член, направляя его на меня словно пистолет.
— Вы не думаете, что это пустая трата времени, да? — сказал я.
— Время — это единственное, чего мне не хватает.
В любом случае, это было истинной правдой. Я начал раздеваться. Затем:
— Я готов, — я не смог до конца скрыть героическую нотку в своем голосе.
Однако, в моих обстоятельствах, погружение в эти жирные анальные глубины было словно выходом на свет.
* * *От Commtndatore Альберто Синьорелли старшему генералу полиция Джанни Каспи 13-е апреля 19?
Каспи,
Я пишу, чтобы подтвердить соглашение на освобождение Орландо Криспа. Коллиани рассказал мне, что признания Эгберта Свейна в убийствах, за которые первоначально был помещен в заключение Крисп, были полностью расследованы, и что не может быть сомнений в их достоверности.
Я уверен, что ошеломлен точно так же, как и вы. Должен сказать, как плохо все это дело отразилось на службе. Я по-стараюсь убедиться, что подход Коллиани к делу стал причиной важной проблемы. Как вам известно, у меня никогда не было полного доверия к способностям этого человека — я был единственным членом коллегии, который проголосовал против его выдвижения. Ну, что я вам говорил — что вы можете ожидать от общепризнанного социалиста?
Если Крисп решит подать в суд за неправомерный арест, дела пойдут несравненно хуже; также мы можем ожидать совместных действий с прессой — я вполне ожидаю заголовков на первой странице воскресных газет. Это невообразимо, какими тупоголовыми был Коллиани и его команда. Я очень разозлен, генерал, всем нам не сносить головы.
Свейн был формально обвинен. Самое лучшее, что мы теперь можем сделать — это видеть, что судебный процесс завершен, и прошел так быстро, как только возможно. Специальный уполномоченный сэр Дигби Страттон-Фиппс был самым полезным — он очень хотел забыть это фиаско, как и все мы; я написал ему от вашего лица, выражая нашу признательность.
Вот все, что я могу сказать. Пожалуйста, передайте мой поклон Сильвии.
Ваш и т. д.,
Синьорелли, commtndatore.
* * * ВоссоединениеLe Piat d'Argent, Швейцария
Я пишу эти строчки в маленьком кабинете моего частного жилища над рестораном. Насколько же чище здесь воздух! Вид из моего окна — это обширная зеленая долина, окруженная на расстоянии снежными горными пиками — затем, там тянется пенистая тонкая нить, на которой горизонт целует металлически голубые небеса, более снежные горные пики и так далее. Это больше похоже на жизнь на верхушке охлажденного пирога. Отсюда я также могу видеть огромное озеро. Как же я скучаю по тройственному благоуханию моего дорогого Рима — кофе, чеснок и опьяняющий аромат сексуального аппетита! Здесь я чувствую только тающий снег и тающий сыр. Говоря на языке синэстезии, Швейцария к тому же менее интересна, так как выражает себя во внутреннем взоре и слухе моего сознания как несколько сине-серых параллельных линий, сопровождаемых скучной диатонической триадой на приглушенных мысах. Все же, мне не следует быть неучтивым.