Братья
«Братья все повторяли за мной. В детстве мы играли с ними в ковбоев и индейцев. Я был Роем Роджерсом, Пол – Джином Отри, а Билли какими-то другими ковбоями. Джефф [самый младший] тогда с нами еще не играл. У меня были пистолеты как у Роя Роджерса, а мою лошадь из палки звали Триггер. Я был Роем Роджерсом. Мы делали своим игрушечным коням хвосты и гривы, и у них была своя конюшня на ферме. Мы воспринимали их как настоящих лошадей. После школы мы смотрели вестерны и потом разыгрывали их.
Мы не дразнили друг друга. Временами могли подраться, но никогда до крови. Скорее это была дружеская возня, особенно если родителей не было рядом, и мы нападали на чужой форт или чужую территорию. Помню, однажды я разозлился и толкнул Пола. Он испугался, и я тут же отступил. Я тоже испугался. После того случая он никогда не доводил меня до такого. И ничего не рассказал родителям.
Думаю, мне было довольно трудно подавать братьям хороший пример. Возможно, именно поэтому я так погрузился в фантазии. Там я был настоящим предводителем. Возможно также, что по этой причине я фантазирую о слабых женщинах в мире сильных мужчин, в том числе уличных хулиганов.
У нас было соревнование по примеру «Самого большого в мире клубка». [Его начал в 1953 году Фрэнк Тобер. За четыре года он смотал клубок весом пять тысяч фунтов и высотой восемь футов. Он передал клубок в дар Коукер-Сити, штат Канзас, в 1961 году.] В 1950-х в Коламбусе, на Мейн-стрит хозяин заправки «Тексако» тоже стал сматывать клубок из шнурков и веревочек. Этот клубок стоял на всеобщем обозрении. Он был самым большим в мире. Это вдохновило меня и моих братьев начать наш собственный.
Мы собирали свои клубки все летние каникулы на ферме Куков. Отыскивали леску, веревочки, старые шнурки от ботинок, и день за днем, неделя за неделей, наши клубки росли. Шнурки можно было найти в старом амбаре, как и леску и проволоку. Мы привезли клубки домой в Уичито и вернулись с ними на следующее лето, продолжая наращивать. Для меня поиски превратились в настоящее наваждение. Я победил и хранил свой клубок много лет. То чувство, когда связываешь концы шнурков и веревок вместе, доставляло мне большое удовольствие.
Я рано научился лазить по деревьям. Подрастая и становясь крепче, я забирался выше и выше. Мое любимое дерево находилось к юго-западу от дома – это был китайский вяз. У меня была любимая ветка и несколько мест, с которых было видно соседские дома. Там я прятался от братьев. У самой верхушки, после того как отец ее обрезал, я приколотил себе сиденье. Я даже спилил одну ветку и прятал там свои записи. Это было мое первое потайное укрытие».
Удивительно, но паршивой овцой в семье считался младший брат Рейдера. Джефф часто попадал в неприятности и вел себя агрессивно. «Брат № 4 мучил нашего пса. Однажды он посадил его в сушилку, но не включил обогрев. Несколько недель пес не мог нормально ходить! В нем была тяга к злодейству, которую он не умел скрыть, и он причинил семье массу проблем».
Эротические увлечения
По мере взросления Рейдеру все больше нравилось уходить из дома и бродить в одиночестве. В такие моменты он разыгрывал у себя в голове сценарии, которые его возбуждали. С наступлением пубертата они стали особенно острыми. Некоторые фантазии основывались на его прошлом опыте жизни на ферме.
«Сарай Куков был красный, выгоревший на солнце. Его перестроили из старого железнодорожного вагона, грузового. По какой-то причине он так и манил меня – все это железо, деревяшки, коробки с разными мелочами, старые мешки, обрезки кожи, которые использовал дед, его рабочий верстак, жестяные банки с гвоздями и шурупами. Казалось, будто тот вагон контролирует меня. (Однажды я сжег там мышь.) Я вообще люблю сараи, амбары и цистерны. По ночам сарай казался заброшенным и страшным. Я никогда не заходил туда ночью один – только в компании.
Стоило мне подойти к цистерне, и я ощущал напряжение в паху, а волосы на затылке вставали дыбом – особенно когда я поднимался по железной лесенке, куда нам запрещалось лазить. Дедушка Кук строго нас предупредил на этот счет. Цистерна была словно коробка печенья – смотреть можно, а есть нельзя. В наших играх она становилась тюрьмой или фортом. Если кого-то брали в плен, то связывали и сажали там. Мне нравилось сидеть связанным. Остальные играли в ковбоев и индейцев, а пленный сидел в цистерне. Иногда игры бывали жестокими. Странное чувство – когда ты связан и сидишь на дне, совершенно беспомощный. Крики [о помощи] улетают вверх, но никто тебя не слышит. Я боялся, но в то же время мне нравилось».