— Если бы ты рассказала про Ярослава, я бы не психанул! — вспылил моментально, против воли.
Алена покачала головой и посмотрела на меня со смесью злости, обиды и жалости:
— Ничего у нас не получится. Я для тебя всегда буду девочкой из сомнительного клуба, которая должна всегда в прогибе перед тобой быть. А ты для меня будешь эгоистом, который продавливает и не считается с чужими чувствами и желаниями.
— Что за ерунда! Я так не думаю! И ты не думаешь! И вообще, мы возвращаемся домой и точка! Мы забудем об этой ситуации и начнем заново. Я сказал.
Моя тирада звучала со стороны именно так, как сказала Алена. Бляяя! Она смотрела с пугающей болью, плечи опущены, в глазах слезы. Больше не казалась равнодушной.
— Дима, — стянула с пальца обручальное кольцо и взяла меня за руку. Вложила его и сжала в кулак, — ты говорил, что если не получится, оставишь меня. У нас не получилось.
Алена ушла. Была и нет больше. Мне осталось только дверь парадную обнимать. Кольцо руку жгло. Боль душу выворачивала. Обещал, да. Но как же… Я же люблю ее. Очень люблю. Я не могу без нее!
Ты обещал оставить… Ты обещал…
Да, я обещал. Но я не знаю, как сдержать слово…
Глава 51
Сможем ли мы простить…
Два месяца спустя
Алена
Я никогда не любила кладбища. Последний раз была на похоронах дедушки. Даже на родительскую неделю старалась быстро цветы возложить и уйти. Не знаю, иррациональный страх и угнетение испытывала в таких местах. И сейчас тоже.
Я не пошла на прощание, но не могла игнорировать похороны. Нет, косо на меня никто не смотрел бы, если бы не почтила его память, но… Я все же пришла. Это наше личное. Герман Савицкий так и не стал мне отцом. Я не подпустила его к себе и детям, а потом он умер. Инфаркт. Смерть, стремительная и неотвратимая.
Я стояла одна у свежей могилы, укрытой траурными венками и прощальными скромными букетами. Без модных упаковок, лент и бантов. Никаких кричащих композиций и ярких цветов: только белое и красное. Я тоже положила две алые розы.
Мне не хотелось появляться среди скорбящих. Боялась встречи с Ирой и скандала, в который она обязательно вылилась бы. У нас обеих много претензий друг к другу. Если честно, убила бы. Я не истовая христианка и с милосердным смирением подставлять вторую щеку не собиралась! Я ненавидела Иру. За ночь с Димой ненавидела. Вероятно, она, сообщая мне об измене, считала, что теперь мы в расчете. Такая вот ответочка, только теперь обманутой невестой была я. Возможно, это в карму мне прилетело, только это никак не умоляло моей ненависти. Сочувствия к ней в принципе давно не осталось, и оно не появилось даже несмотря на кончину отца.
Я взглянула на надгробие с деревянным крестом и металлической табличкой. Скорее всего, через год здесь будет солидный памятник из мрамора или гранита, а пока только свежая земля и желтые листья. Двадцать девятое октября значилось датой смерти. Я ведь знала, что Савицкий попал в больницу с сердцем, но продолжала придерживаться позиции «у меня нет отца». Теперь его не было окончательно. Я не дала ему ни единого шанса, если не со мной, то с внуками наладить контакт. Больше такой возможности не будет. От этого в груди тянуло странной тоской. Вину свою ощущала. Легко судить и выносить приговор, когда человек есть. Ведь всегда можно изменить мнение, успеть сделать шаг навстречу, но после смерти оставалась только статика и память о несделанном. Все. Конец.
Порыв ветра сорвал шарф с головы, и я, поежившись, направилась к выходу. С Димой было ровно такое же ощущение: осталась лишь горечь наших ошибок, и я не знала, как их исправить. А он?.. Небесный сделал ровно то, что от него просили, что обещал мне — больше не пытался сблизиться. Мы пытались, не вышло. Все. Только почему так муторно и пусть внутри? Разум и чувства как никогда звучали вразнобой.
Нет, ну кто в здравом уме примет ситуацию, в которой твой мужчина переспал с другой женщиной, даже если его реально опоили! Это же дикость какая-то, дешевая мелодрама, так не бывает! В моем мире не бывает! А в его? В его, да. Это все пришло из реальности Небесного. Грязные игры, шантаж, угрозы. Рациональная часть меня давила и настаивала, что это навсегда, не изменить ничего, это общество такое — больное. Что мне это все не надо. А сердце бастовало. Я не могла и не хотела отрицать, что любила Диму. И его любовь чувствовала. Возможно, я дура, но верила, что с Ирой не стал бы спать по собственной воле.