Ее дед был одним из ее любимых людей. Он сохранил свое техасское протяжное произношение даже после его лет прожитых и у него было ироническое, дерзкое чувство юмора.Ему понравилось говорить, что он не принадлежал где-нибудь и поэтому принадлежал всюду. Он был ностальгическим о своей жизни в Нью-Йорке, но он принял семейный бизнес, когда никто больше не хотел ранчо, предпочитая двигаться в стеклянные столицы Далласа или Сан-Антонио вместо этого. Ей было жаль, что Пап-пап не слонялась поблизости; что пункт того, чтобы быть вампиром,Вы должны были жить целую жизнь человеческой длины и затем должны были ждать, чтобы быть призванным снова для следующего цикла?
Блисс выросла среди множества кузенов, и пока она переезжала в Нью-Йорк в свои пятнадцать, всегда предполагала, что не было ничего особенного или интересного о ней.Были признаки, она поняла позже: ее старшие кузены намекали на "изменения," скрытое хихиканье от уже начатого, вращающийся секретарей отца, кто, она теперь поняла,они служили его людьми фамильярами. Возможно это было преднамеренное невежество. Это только недавно произошло с Блисс, насколько странным казалось, что никто никогда не говорил о ее настоящей матери.
БобиЭн была единственной матерью, которую она когда-либо знала. У Блисс были неудобные отношения с ее липкой, защитной мачехой, которая забрасывала Блисс привязанностью, игнорируя своего собственного ребенка, младшая сестра Блисс, Иордания. БобиЭн, с ее мехами и алмазами и смешными схемами украшения, оказалось слишком трудно заменить мать Блисс, никогда не знала, и Блисс не могла ненавидеть ее за это. С другой стороны, она не могла любить ее за это.
Форсайт женился на БобиЭн, в то время как Блисс была еще в колыбели, и Иордания родилась четыре года спустя. Тихий и странный ребенок, который был пухлым и гибких,тонких форм Блисс, цвет лица Блисс слоновой кости, и труднее по сравнению со спокойным характером Блисс. Все же Блисс не могла вообразить жизнь без своей младшей сестры, и показывала жестокую защиту всякий раз, когда БобиЭн начинала дразнить или оскорблять ее собственного ребенка. Со своей стороны, Иордана обожала сестру,хотя она иногда дразнила ее.Это были нормальные родные сестры отношения наполненные размолвками и препирательствами, но все же поддержка и прочная привязанность.
Тот кто всегда принимал наиболее важные вещи в жизни само собой разумеющееся, Блисс думала, когда через несколько дней после показа мод взял такси до верхнего течения Манхэттена. Она направила водителя в Колумбийскую-пресвитерианскую больницу.
"Вы - родня?" спрашивала охрана в приемном столе выдвигая(подвигая) вперед лист посетителя для ее подписи.
Блисс колебался. Она коснулась фотографии скрытой в ее кармане на счастье. Он была похожа на ту которая хранится в бумажнике ее отца, копию которой она нашла в шкатулке для драгоценностей и теперь держала в своих руках.
"Да."
"Верхний этаж. Последняя комната в конце коридора".
Ей было жаль, что у нее не было кого-то, чтобы мог сопровождать ее, но она не могла думать ни о ком, она должна выяснить. Шайлер конечно потребовал бы объяснение, и Блисс не будет в состоянии обеспечить разумный. "Гм, я думаю ты, и я могли бы быть сестрами?" только звучало слишком нелепо.
Что касается Дилана, Блисс было сунула все мысли о нем в заднюю часть головы. Она знала, что она должна выяснить его, особенно теперь, когда он прекратил пытаться связаться с нею, но она была слишком сердита и оскорблена, чтобы возвратиться в ту ужасную комнату в Гостинице Челси. Странные тики она наблюдала: гортанная речь, высокий смех, странный лепет языков только сделал ее более боящейся его. Блисс знала, что это было принятие желаемого за действительное, но она не могла сдержать надежду, что возможно вещи возвратятся к нормальному. Она обещала шайлер и Оливеру, который она будет иметь дело с этим-поворотом его Комитету и Тайному совещанию - но до сих пор она продолжала искать оправдания не делать этого… Даже если она решила не быть привлеченной ему больше, она не могла бы найти это в своем сердце крысе на нем также.
Она другие заботы, хотя она знала, что она не найдет ни одного ответа в больнице.Аллегра была в коме, в конце концов. И было бесполезно попытаться начать обсуждение этой темы с ее отцом.
Вся ее жизнь, Блисс было сказано, что ее мать умерла, когда она была молода. Та "Шарлотта Поттер" была школьной учительницей, которую ее отец встретил во время своей первой политической кампании, когда он бежал за государственным конгрессменом. Теперь Блисс задавалась вопросом, существовала ли Шарлотта Поттер когда-либо. Конечно не было никаких свадебных альбомов, никаких пустяков, никаких семейных реликвии, чтобы указать, что любая такая женщина когда-либо была жената на своем муже. В течение самого долгого времени она предположила, что это было, потому что БобиЭн не хотела воспоминаний о прежней госпоже Левеллин.
Она ничего не знала о семье своей реальной матери, и с ее острой памятью вампира, могла возвратиться ко времени, когда она сначала спросила своего отца, каково было реальное имя ее матери. Ей было пять лет, и ее отец только что прочитал ей сказку на ночь. "Шарлотта Поттер," сказал он ей бодро. "Имя твоей матери было Шарлотта Поттер."
Блисс была очарована. "Точно так же как в Паутине Шарлотты!" она визжала. И ее фамилия была точно такая же как у женщины, которая написала все те книги на ее полках, Битрикс Поттер.
Все больше, Блисс подозревала, что ее отец только что придумал это. На следующий день, когда она упомянула о фамилии форс,он имел просто чистый бланк.
Блисс подошла к концу зала и нашла комнату. Она толкнула дверь и проскользнула внутрь.
Комната Аллегры Ван Ален была столь же холодной как шкафчик мяса. Женщина, дремлющая в кровати, не двигалась. Блисс приблизилась к месту у кровати экспериментально, чувствуя себя подобно злоумышленнику. Аллегра выглядела мирной, нестареющей, ее невыровненное лицо. Она походила на принцессу в стеклянном гробу: красивый и тем не менее.
Она думала, что, когда она наконец увидит Аллегру, она ощутит, что кое-что - знает наверняка, была ли она связана с нею или нет. Но не было ничего. Блисс коснулось ожерелья, скрытого под ее рубашкой для комфорта, затем вытянулось, чтобы держать руку Аллегры, чувствуя ее бумажную кожу. Она закрыла свои глаза и попыталась получить доступ к ее прошлым жизням, ее воспоминаниям, чтобы видеть, было ли у нее знание о Габриэлле.
Во вспышках она мельком увидела бы кого-то, кто выглядел знакомым, кто, возможно, был ею, но Блисс не была уверена. В конце уникальная в своем роде женщина в кровати была так незнакома как медсестра в прихожей.
"Аллегра"? шепнула Блисс. Казалось самонадеянным назвать ее "мама". "Это я… Я Блисс. Я не знаю, помнишь ли ты меня, но думаю, что ты можешь быть моей…" Блисс вдруг остановилась как вкопанная. Она почувствовала боль в груди, будто не могла дышать. Что она делает здесь? Ей надо было идти. Она должна немедленно уехать.
Она была права; она не найдет ответы здесь. Она не узнает истину. Отец никогда не скажет ей, а Аллегра не могла.