— Не видела вас целую вечность, Анатоль, — сказала она, одарив меня обворожительной улыбкой. Вы не были у нас на приеме. Почему?
— Мне очень жаль, но меня почему-то не приглашают в посольство ФРГ, — улыбнулся я в ответ.
Она сделала удивленные глаза.
— Считайте, что вас пригласили. У нас будет узкий прием в резиденции посла по случаю дня рождения нашего первого канцлера Конрада Аденауэра. Вы — наш гость!
Я был польщен — меня приглашали на узкий раут. Вызывало колебание то обстоятельство, что я не знал, как мне поступить: сказать, что я приду с женой или не сказать? Я решил, что пойду без жены.
В самолете хотел сесть рядом с послом Кувейта Саидом Шаммасом. У нас были дружеские отношения, мы дарили друг другу подарки. Правда, по стоимости они были далеко не равноценны.
Например, я подарил ему кляссер с хорошим набором советских марок. Кстати, их стоимость оплатил вдвойне КГБ. Мой подарок растрогал Саида, он жал мне руку и повторял:
— Шукран! Шукран! (Спасибо!) Я ничего подобного не имел!
Может быть, по-восточному он лицемерил, но мне было приятно, что я угодил ему. Мы с Любой пригласили его в ресторан «Узбекистан». Я там побывал заранее, заказал столик на четверых — думал, супруга Шаммаса снизойдет до нас. Она все же была то ли дочерью, то ли племянницей верховного главы ислама в Ираке или в Иране. Но я ошибся: за пару часов до встречи мне позвонила секретарь посла Галя и сказала, что он приедет один. Они полночи грызлись. Галя оставалась в посольстве допоздна. У нее были дела, и она слышала, как визгливо кричала на Саида его супруга. Галя думает, что в ней спеси больше, чем достоинства. Она персиянка и считает, что осчастливила Саида, став его женой с приданым в несколько нефтяных вышек. А еще и потому, что в ее жилах течет кровь предков, служивших Мухаммеду. Шаммас был тоже не бедняк и не безродный. Я как-то спросил его, богатый ли он человек и как нажил свое состояние. Саид посмеялся над моим вопросом и ответил: «Мой род идет от кочевников. У нас были сотни верблюдов. Потом нашли нефть, и Кувейт превратился в жемчужину. Мой отец быстро цивилизовался, дал мне образование, мы в каком-то родстве с шейхом Кувейта. А богатым я стал очень просто. Когда женился, наши родители дали мне в приданое лопату. Я пошел во двор, копнул землю, пошла нефть. Сейчас мое состояние оценивается где-то под сотню миллионов».
Я предупредил швейцара, что приедет посол Кувейта, чтобы его беспрепятственно пропустили в ресторан. Сопроводив десяткой свое предупреждение, я был уверен, что этот громила в ливрее раскидает всю очередь возле двери и пропустит Шаммаса в зал. Так оно и было: едва машина остановилась у ресторана — флажок Кувейта на радиаторе указывал, что приехал посол, — швейцар распахнул двери и прикрикнул на тех, кто стоял снаружи.
Посол вошел в зал, высокий, статный, красивый. Недаром его называли «мистер дипломатик ко» — «господин дипломатический корпус» — самый красивый дипломат. Я пошел ему навстречу. В ресторане было много узбеков. Они любили проводить здесь вечера и поразились, узнав, что ресторан посетил посол Кувейта.
— Анатоль, я опоздал немного. У моей жены неожиданно разболелась голова. — Он улыбнулся приветливо, и никакой печали по поводу внезапно заболевшей супруги на его лице я не заметил.
Люба его просто сразила своей красотой и прекрасной улыбкой. Он, пораженный, глядел на нее и не мог произнести ни слова. Только взял ее руку, долго держал, потом поцеловал.
— Анатоль, где вы взяли это чудо природы? — тихо спросил Шаммас. — Я просто рад, что моя жена не пришла сегодня в ресторан, иначе была бы ужасная сцена ревности. Я бы не смог скрыть своего восхищения.
Я перевел Любе его восхваляющие красоту сентенции. Она вспыхнула и наклонила голову — уж конечно, это было ей чрезвычайно приятно слышать.
Официант принес целое блюдо различной зелени, потом бутылку шампанского и замечательное вино Пино гри. Неожиданно он поставил на стол еще две бутылки шампанского.
— Мы больше не заказывали, — возразил я, но официант, загадочно улыбнувшись, сказал:
— Это посылают большому гостю вон с того стола. — Он указал на двух мужчин у окна.
— Да, но это кавказский обычай. А мы в узбекском ресторане. Нам ведь надо отвечать?
— Сейчас у нас тоже стало доброй традицией посылать вино.
Я объяснил Шаммасу. Ему это очень понравилось, и он попросил, чтобы официант от его имени передал тем добрым людям две бутылки коньяка. Я мысленно отметил, что в отчете будет четыре бутылки.
Мы выпили. Саид немного отошел от домашних неприятностей. Настроение у него улучшилось. Он ухаживал за Любой и лукаво поглядывал на меня.
— Я очень хорошо стреляю, — улыбнулся я Шаммасу.
— А я в университете занимался боксом. — Он показал кулаками, как он это делал. Люба все поняла без перевода и весело засмеялась.
Потом они с Любой танцевали европейские танцы, а когда заиграла восточная музыка, Саид с удовольствием глядел, как танцевали узбеки. Для него это было чем-то далеким и родным, от чего он уже отвык за годы учебы и дипломатической службы.
На весь вечер посол Кувейта отнял у меня жену: она танцевала с ним, он говорил ей комплименты, а я — я переводил, и, откровенно, игла ревности покалывала мне сердце, хотя умом понимал, что кончится вечер, останутся добрые воспоминания и больше ничего. Да и Люба, раскрасневшись от вина, тихо прошептала мне, взяв за руку:
— Как я тебя люблю, если бы ты мог это знать!
Шаммас не хотел уходить из ресторана до самого конца.
— Я как узник, которого выпустили на свободу всего лишь на несколько часов. Завтра я снова буду в броне, буду снова ПОСОЛ. Как хочется быть иногда просто человеком без условностей, встречаться с друзьями, получать от жизни удовольствия. И забывать хоть на несколько часов, кто ты, — печально сказал он, все время глядя на Любу своими жгучими блестящими глазами.
— Что он, такой красивый мужчина, не может найти себе хорошую девушку? Вот и будет ему отдушина, — заметила беспечно Люба.
Я перевел Шаммасу. Он покачал головой.
Люба, Люба, что ты такое говоришь! Это же предлагал и великий чекист Абрамыч. Он уже дважды вскользь намекал: «Надо бы найти ему бабу. Нашу бабу! Тогда и он был бы наш. Ах, как это было бы здорово!» — «Это было бы отвратительно. И не делайте из меня сутенера! Я ведь могу и обидеться». — «Ну-ну, успокойся! Никто не делает из тебя сутенера, но подумать не мешало бы над этой проблемой — ты же чекист! Это нужно Родине!» — спекульнул на самом дорогом Абрамыч.
А тут Люба высказала эту идею. Только цели у этой идеи разные: для Любы хорошая девушка — это девушка для посла, а для Абрамыча — источник компромата. Поэтому я мысленно отверг эту идею напрочь и послал Абрамыча ко всем чертям.
Мы еще выпили, закусили шоколадом, и официант начал подсчитывать, на какую сумму нам обошелся ужин. В порядке шутки я сказал ему:
— Сегодня двадцать пятое число, ты в счет эту цифру не дописывай.
Мне, собственно, было наплевать на счет, который я мог бы взять тихонько и потом отчитаться перед КГБ. Но тогда мы с Абрамычем не умыкнем из карманов КГБ лишних четыре-пять сотен. Если признаться самому себе, моя совесть не бунтовала, когда я сочинял липовые отчеты, время стыда давно кончилось, и я спокойно делил с Абрамычем то, что сообща украли в шпионской конторе. Последнее время я даже стал сам подворовывать у самого Абрамыча, обсчитывая его на полсотню. Аппетит приходит во время еды. При этом я совсем забывал о другой пословице: «Сколько веревочке ни виться, а конец будет». Но в моем деле подходила и другая: «Сколько вор ни ворует, а тюрьмы не минует».
Во всяком случае, Господь меня миловал и отводил от меня козни злых сил. Наверное, потому, что моя работа среди дипломатов была довольно результативной. Я мог без особого труда получить нужную информацию, которую запрашивал Комитет или ЦК КПСС. Не дожидаясь «случайной» встречи с любым послом, мог позвонить и навестить посольство. Полученные информации стоили дороже денег или тех копеек, которые мы с Абрамычем уворовывали у КГБ.