Так прошли еще две недели, я уже вышел на работу. Мои коллеги встретили меня радостно и сочувственно. Для них попасть под машину и остаться живым — это равносильно вернуться с того света.
— Ты в рубашке родился, — сказала Саша Алиханова.
— Англичане говорят: «с бриллиантом во рту». Отметим такое важное событие, как мое возвращение из небытия.
Саша улыбнулась и сказала мне тихонько:
— Мы думаем, это не случайно. Твои старые враги еще живы.
— Какие враги? — сделал я удивленные глаза.
— Твои секреты — это секреты полишинеля. Мы ведь читаем американские журналы, особенно когда речь идет там о наших людях. Вспомни художника Рогова, его имя было в статье рядом с твоим.
— Саша, то, что произошло, не имеет никакого отношения к тому, что было. Никакого! И нет ничего случайного, во всем есть своя закономерность. Такова философия.
Значит, в редакции давно знают, откуда я пришел в АПН, но деликатность не позволяла им лезть ко мне с вопросами.
Я перестал бывать на дипломатических приемах: ходить туда и затыкать уши от информации, более того, не иметь возможности выполнить ни одну информационную просьбу послов — лучше там не бывать и ни с кем не встречаться.
Однако не так-то просто разорвать дружеские отношения с Зурейкатом, Шаммасом, Хамидом. Первым позвонил посол Иордании Абдулла Зурейкат:
— Сегодня у нас небольшое торжество, мы бы очень были рады увидеть вас и вашу супругу. Будут только близкие друзья из арабских стран.
Люба не проявила особой радости и восторга, очевидно, на ней отложили отпечаток те несчастья, которые нас постигли. Поэтому и выбор одежды не занял у нее много времени. Ей очень шел голубой цвет; она знала, что мне нравится ее голубое платье. Люба выглядела в нем действительно как небесное создание, хотя глаза у нее были как у печального ангела.
— Люба, загляни в гардероб и подбери там себе соответствующие глаза. С такими глазами к друзьям не ходят.
Она улыбнулась, и мне стало приятно, что настроение, как ртутный столбик, сразу скакнуло у нее на несколько делений вверх.
Ужинали мы при свечах в небольшом зале и, кроме четырех пар послов с супругами, никого не было.
— Почему мы не видели вас на приеме в алжирском посольстве? — спросил господин Бузири. — Моя супруга жаждет познакомиться с вашей женой.
Мадам Бузири с блестящими украшениями в волосах подошла с приветливой улыбкой.
— Наджиб мне рассказывал о вас, теперь я вижу, в кого влюбился весь арабский мир.
Я перевел, и Люба-умница витиевато ответила:
— Я не предполагала, что выйду замуж за Анатолия, и поэтому пренебрежительно относилась к изучению иностранных языков. Сейчас я об этом очень пожалела. Я смогла бы выразить без переводчика свое восхищение вашей красотой!
Потом Шаммас познакомил Любу с Басимой, которая странным взглядом окинула ее и не смогла скрыть блеска в глазах. Свечи не позволили разглядеть, что это был за блеск, но я догадался, что в них была ревность.
Посол Судана приехал один. Хамид, мужественный красавец-мулат с ритуальными шрамами на щеках, поклонившись Любе, поцеловал ей руку и сразу же увел ее от меня. Он немного говорил по-русски, и Любе было приятно с ним общаться без переводчика.
Вечер был хорошим и приятным, но ничем не примечательным, разве что Басима все же снизошла до Любы и пригласила ее в субботу вместе побывать в магазинах, которые ей рекомендовали. Переводчицей с ними поедет Галя, секретарь посла.
Когда мы уже собрались уходить, нас вышел проводить посол Судана и, пожимая нам руки, сказал:
— Имейте в виду, на следующей неделе в четверг вы мои гости. Я не буду посылать вам официального приглашения, просто жду!
Мы уже сели в машину, и я полувопросительно заметил, что было бы неплохо пригласить Хамида в гости. Люба вместо ответа на мое предложение приказала:
— Пересядь, я поведу машину, ты пил вино.
Где-то около одиннадцати вечера мы подъехали к дому. У подъезда я вышел, а Люба проехала дальше, чтобы поставить машину.
Я подождал несколько секунд, наблюдая, как она лихо развернулась и стала подавать машину задом, и пошел к подъезду.
«Опять разбили лампочку, сволочи! В подъезде египетская тьма», — заметил я про себя. Мимо меня прошел Саша, молодой парень из квартиры прямо над нашей. Я стал ногой на первую ступеньку и не спешил, ожидая, когда Люба поставит машину. Вдруг из подъезда один за другим выскочили трое мужчин в спортивных куртках и, прыгая с самого верха лестницы, побежали за угол дома. До моего слуха долетели слова:
— Это не он! Слышите! Это не он!
Внезапно вспыхнувшая тревога толкнула меня в подъезд. Едва я переступил порог двери, как чуть не упал, зацепившись за что-то ногами. Я нащупал рукой голову человека. Волосы были мокрыми. Это могла быть только кровь. Выскочив из подъезда, добежал до угла и увидел, как от соседнего дома отъехала автомашина неопределенного цвета, но что это были «Жигули» модели 2104, я был уверен. Я кинулся к своей машине. Люба только что закрыла ее на ключ.
— Быстрее открывай машину! — крикнул я ей.
Что мне в Любе всегда нравилось — ее исполнительность. Не задавая вопросов, сначала исполняла, а потом спрашивала. Она открыла дверцу и быстро перелезла на пассажирское место. Я сел за руль, но какой-то импульс остановил меня. Неосознанная опасность удержала от опрометчивого шага. Преследование этих людей, которые только что нанесли, возможно, смертельный удар Александру, ничего бы хорошего не дало. Даже если я и настигну их на «Волге». Никаких сомнений, этот удар предназначался не Саше, а мне, меня они ждали в засаде, погасив свет в подъезде. Им было видно, что я вышел из машины и направился к дому. Укрывшись в темноте, ждали, пока я переступлю порог двери. Сашка обогнал меня и сразу подставил свою голову под лом. Вот почему один из них сказал: «Это не он!»
Я замер за рулем, не делая попытки завести машину.
— Ты видела этих троих мужчин?
— Да, они побежали к соседнему дому, там у них стояла машина. Наверно, пьяные.
— Это убийцы! Они по ошибке проломили голову Сашке Мазину. А должны были встретить меня. Сашка обогнал меня у входа.
Мы еще посидели минуты две, пока из подъезда не раздался женский крик. Вышли из машины и направились в дом. Здесь уже были трое жильцов. Мужчина держал зажженную зажигалку, и при ее свете я разглядел окровавленную голову Александра. Кровь медленно растекалась из-под головы по плитке, извиваясь зловещим черным ручейком. Я вспомнил, что трогал его голову, и мои руки должны быть в крови. Поэтому снова дотронулся до его головы и безнадежно развел руками.
— Позвоните кто-нибудь в милицию, — сказал я соседям.
— Уже вызвали, — ответила женщина, тихонько всхлипывая.
Наше присутствие здесь было необязательно, не мы первыми нашли убитого, поэтому и показать следствию нам было нечего.
Мы поднялись на свой этаж, Люба открыла дверь квартиры и, едва переступив порог, заплакала.
— Толя, Толечка, как же это так! Ведь они хотели тебя убить! Этот сукин сын, эта сволочь Абрамыч, хочет лишить тебя жизни! Я сама пойду к нему и убью его, гада! — Глаза ее сверкнули, она перестала плакать, всегда мягкие, приятные черты ее лица вдруг изменились, оно стало жестким. Я понял, что Люба может сделать то, что сказала.
«Выходит, мадам Фаулина все это мне предсказала», — подумал я.
— Мы должны его перехитрить, — возразил я ей. — Мне надо исчезнуть на время. После сегодняшней неудачной попытки Абрамыч обязательно захочет ускорить мое уничтожение. Ты понимаешь, что происходит? Даже если я отдам ему записную книжку, я остаюсь для него опасным свидетелем. Спасая собственную шкуру, он убьет меня. Для него на карту поставлена его карьера, его благополучие — тут он уже не остановится. Два-три дня — и жди нового сюрприза. Наверно, руководство дало «добро».
Мы начали обсуждать, куда мне скрыться. Люба предложила поехать в Моршанск к ее матери и там отсидеться. Или в Михайловку.
— А где бы ты меня искала, если бы я вдруг исчез?
Она посидела подумала и сказала:
— Ни Михайловка, ни Моршанск не годятся.
— Дело в том, что Абрамыч работает в КГБ. Он по своим каналам поднимет все и вся — всех родственников и близких — и в конце концов найдет меня. Нужно укрыться прямо у них под носом. Такой вариант есть.