Выбрать главу

В Главном разведывательном управлении все было поставлено солидно и на высоком уровне дисциплины. Уже спустя месяц мне присвоили внеочередное звание, обосновав тем, что я работал на идеологическом фронте. Таким образом, еще не начав служить, я уже стал майором. Мне вспомнился пушкинский Петруша из «Капитанской дочки»: «Еще не родившись, я был зачислен в полк сержантом». Я же думаю, что мне присвоили внеочередное звание, чтобы платить выше зарплату. Окончив институт, я получил звание старшего лейтенанта, в «семерке» мне дали капитана, в ГРУ — майора. «Куда бы еще определиться, чтобы стать подполковником?» — с непомерным честолюбием подумал я иронически.

Подготовка не представляла ничего интересного: я уже все это проходил. Наружное наблюдение, уход от наружки. Что мне было непонятным, так это изучение истории КПСС: меньшевики, большевики, легальные марксисты, Плехановский Августовский блок — и какой только чертовщиной мне не забивали голову на лекциях. Кстати, все это по второму разу — первый раз я проходил в институте. Меня это бесило, но я уже научился сдерживать свои эмоции. Какая же учеба без марксизма. Политотдел Военнодипломатической академии разрабатывал идейно-воспитательные планы, и пусть кто-нибудь посягнет на идеологическое поле боя, для этого и существуют политотделы дивизий, армий, Министерства обороны, Генерального штаба и Главное политическое управление — Главпур. Партия прочно внедрилась в армейские органы, и, наверное, политработник стоит выше командира по принятию решений. Или, во всяком случае, ни одно решение командир не примет, не посоветовавшись с политработником. Какая все же это глупость: готовят разведчика за рубеж и набивают его мозги решениями съездов, которые как две капли воды похожи друг на друга, только сформулированы разными словами. Но каждый съезд является историческим, идеологи выискивают, что там исторического, сочиняют чушь, а мы, будущие разведчики, должны все это усвоить, творчески переработать для своей будущей работы. Правда, я так и не понял, как можно усвоить историчность XX съезда и применить к своей работе. Например, надо вербовать англичанина или американца, может быть, действительно сначала рассказать ему об исторических решениях съезда? Убедить его, что империализму скоро конец, поэтому пусть сейчас зарабатывают себе светлое будущее, согласившись горбатиться на Советский Союз. Неплохо! А можно проработать с агентами Программу партии, где безапелляционно утверждается, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме. Вот можно шарахнуть по мозгам любого агента! Тут есть серьезная опасность: меня посчитают не советским агентом, а элементарным психом и законопатят в дурдом. И чем больше я буду твердить, что я советский разведчик, тем упорнее меня будут держать в психушке. А там, говорят, и Маркс сидит, и Ленин, и Бонапарт, и Линкольн, и Трумэн — так что можно оказаться в солидной компании.

Но я теперь дисциплинированный слушатель академии: сказано «Шаг вперед, два шага назад» — от корки до корки и конспект. Или «Две тактики социал-демократии в демократической революции» — делаю вид, что вижу эту работу впервые и заучиваю из нее цитаты. Конечно, если бы я сказал: «Он так говорил долго и красиво, что все время думалось, когда же подадут чай», — меня бы, наверно, мигом выкинули из академии, даже если бы я им сказал, что это цитата из Ленина и указал страницу. Нет, с политорганами шутки у нас плохи. Если все сдам на отлично, а по политическим наукам — истории КПСС, политэкономии или марксистско-ленинской философии получу четыре, — чего доброго, отправят служить в какую-нибудь воинскую часть в Тмутаракань.

Нас на факультете обучалось всего три человека, и у каждого была липовая фамилия. Наверное, таких троек в академии было много, поэтому и обучались мы не в главном здании на Октябрьском поле, а в невзрачном особнячке, недалеко от Белорусского вокзала. Моими сокурсниками были Юзеф, очевидно татарин, готовили его, вероятно, на Ближний Восток или в Турцию, вторым был Семен, наверное, впоследствии должен носить имя Симон, и я — Леонид, в будущем Леон. Среди них я выделялся хорошей физической подготовкой и стрелял на уровне мастера спорта. Кроме того, мой язык с первого дня удовлетворил преподавателя, и он сразу навалил на меня специальную литературу на английском языке. В основном это касалось технической области, главным образом об авиационных моторах, реактивных двигателях, приборах ночного видения. Сначала все это переварить было довольно трудно, потому что в этой области я и по-русски был слабак. Но я знал по опыту, что трудно бывает на первых пятнадцати — двадцати страницах: надо выписать все незнакомые слова, перевести, а потом они начнут повторяться и можно свободно читать книгу. Память у меня была, слава Богу, натренированная, и я свободно схватывал за вечер по тридцать — сорок слов и мог ими оперировать даже в устной речи. У каждого из нас была своя комната с радио- и телевизионной аппаратурой. Несомненно, в ней были напичканы микрофоны для подслушивания от спальни до писсуара. Общаться нам не рекомендовали. Однажды в комнату ко мне постучал Юзеф. Я открыл дверь и не дал ему слова сказать, заговорил сам:

— Да, у меня есть чай. Возьми всю пачку. Не беспокойся, есть еще.

Он сразу догадался и принялся благодарить за чай, а потом сделал мне знак выйти с ним в коридор. Я вышел следом и показал ему ладонью на ухо. Он понял и пошел вперед на лестничную площадку.

— Сегодня ночью я улетаю. Позвони по этому телефону и скажи, что я уехал в длительную командировку. Успокой, она ждет ребенка.

Вот и весь контакт с сослуживцами. Очевидно, так же неожиданно исчезну и я из страны, хотя у меня никто не ждет ребенка. Я иногда задумывался: вот я разведенный, а меня хотят одного заслать за рубеж. Какая-то неувязка. Обычно в таких случаях либо жена едет с мужем, либо она и дети остаются в заложниках, чтобы ты не сбежал к врагам.

Как-то я спросил об этом майора Сидорова, он поглядел на меня с удивлением и ответил:

— Эти трюки делаются в КГБ. А практика показывает, если кто захочет изменить, то изменит, есть тут заложники или нет. И потом время заложников кончилось, никто ни за кого не отвечает. Одному мужчине трудно за кордоном — это другое дело.

Первый месяц обучения не доставлял мне удовольствия, мне казалось, что я уже все знаю. Но вот один предмет мне был интересен — психология общения. Читал нам лекции профессор из Академии медицинских наук. Человек еще сравнительно молодой, энергичный, но преподносил материал скучно. Он в деталях разбирал типы людей, характеры, реакцию в зависимости от типа женщин, мужчин, молодых, средних лет, старых; их сексуальные увлечения. В общем, для нас, разведчиков, которые должны заниматься вербовкой иностранцев, надо хотя бы примерно знать, чего ожидать от того или иного человека. Умение вступить в контакт, а попросту — познакомиться с тем, кто вас интересует, и познакомиться ненавязчиво. Чтобы это выглядело вполне естественно и как бы по инициативе выбранного вами объекта. Затем он давал нам задание знакомиться со случайными людьми, не повторяясь в приемах.

Я над этим никогда не задумывался, потому что для меня познакомиться — не составляло никакого труда, так как я считал себя чрезвычайно коммуникабельным. И все же, когда я вышел на тропу и поставил перед собой задачу, я вдруг понял, что целевое знакомство — очень ответственное дело. Можно легко войти в контакт с девушкой, учитывая мою молодость и внешность, но к старушке нужен совсем другой подход. К женщине, обремененной семьей и семейными заботами, вообще неоткуда подкатиться. Что касается мужчин — целевая установка на мужчину в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти сразу загнала меня в тупик. Тут требовалось изучение объекта, слежка за ним не один день. Поэтому первое практическое задание я фактически провалил. Познакомился с двумя девушками без особого труда. Одной помог поднести сумку до троллейбусной остановки и за это время успел познакомиться и взял телефон. А у другой просто спросил, что она делает сегодня вечером.