— Я вижу! Но мы не имеем права уходить с передовой. Это нам не положено. Отдохни, и все встанет на свое место.
— Не встанет. У меня сегодня вечером встреча с британцем. Это загадочный тип. Я его не понял. Сухопарый, как англичане, офицер Королевского Воздушного флота.
— Где ты на него вышел?
— В том-то и секрет, что не я, а он на меня, и притом попер как танк, без подходов и маневров.
— Брось его, раз не уверен. В нашем деле риск не нужен: тихой сапой, тихой сапой. — Визгун поднялся. — Все, отдыхай!
— Я все же схожу на встречу с англичанином, — решил я, и шеф не стал возражать.
— Надо прикрытие. Вы где встречаетесь?
— У львов на Ниле. Не надо прикрытия, если он из разведки, то за две встречи не раскусит меня, а прикрытие может насторожить.
Визгун ушел, я разделся, быстро принял холодный душ, потом намочил простыню, выжал ее и лег в кровать. Я всегда так делал, чтобы быстро заснуть, пока простыня дает прохладу. Но на этот раз сон не шел ко мне, я лежал с закрытыми глазами и размышлял о своей жизни. По существу, и жизни-то у меня не было: я все время горбатился не на себя, не на свою семью. Все силы, физические и умственные, вкладывал в свою работу. Если уж честно говорить, признаваться самому себе, то такая работа мне не нравилась. В ней не было ни риска, ни опасности, а хотелось, чтобы холодный пот прошибал, страх останавливал сердце, как это было на Красном море, когда я принял дельфина за акулу. Откуда всему этому взяться? С акулами не контактирую, спокоен и уже настолько привык к встречам с противниками из империалистического лагеря, что даже крупные удачи перестали вызывать у меня радость. Собственно, почему мне удается сравнительно легко обыграть иностранца? Да потому, что меня этому обучали мыловары и компания. И работать я стал стандартно, не было нужды разнообразить работу, что-то выдумывать, изобретать, чтобы вступить в контакт и начинать получать «безобидную» информацию. Они ведь не подозревают, что я изучаю их со всех сторон: как пьют, как относятся к женщинам, их порочные страсти. В этом месте своих размышлений я даже засмеялся, мне вспомнился один мой знакомый из Штатов. Джон Брюс очень охотно шел на сближение, много рассказывал о себе. Он был специалист по электронным приборам автомобильной промышленности в Кентукки. Я его, как водится, подпоил, взял визитную карточку, узнал, что у него неудачи с женщинами — трижды был женат и развелся, любит жгучих брюнеток. Мой интерес к нему усилился, когда он сообщил, что его родной брат — капитан первого ранга в штабе военно-морских сил США. Я притащил его в номер гостиницы, хотел позвонить Визгуну, но тут американец стал откровенно приставать ко мне и торопливо расстегивать на мне брюки. Он очень воспылал к такому верблюду, как я, и хотел со мной удовлетворить свою иностранную похоть. Хотелось дать ему кулаком по макушке, чтобы башка ушла в плечи, но подумал: это дело не мое, а его. «У каждого свой вкус, сказал индус, слезая с обезьяны». Я же не злюсь на женщин, которые делают минет, или на лесбиянок. А педерасты были во все века и будут всегда. Просто Джон Брюс сделал неудачный выбор.
Я застегнул молнию на джинсах, толкнул его на кровать и вышел из номера, не прощаясь.
Я устал от выслеживания пороков у людей, общение с ними стало неинтересным, а сама работа пресной. Если бы я имел конкретное задание — вот тебе человек, найди в нем то, что обеспечит нам успех разведывательной работы, и проведи его вербовку. А так я почти два с половиной года околачиваюсь на арене, словно статист, делаю одни и те же пассы, но с разными партнерами. Мне даже не доверяют пройтись по канату, и я лишен элементарного риска сорваться. А это притупляет сознание, срабатывает автоматика: ход пешкой от короля, потом от королевы, потом конем или офицером, и начинает разыгрываться защита. Но к этому времени меня уже пересадили на другую доску, где партия только начинается: ход пешкой, второй, офицером или конем — и к следующему партнеру, с той лишь разницей, что партнеров подбираю я сам. Словно я играю на многих досках, а фактически я и есть Остап Бендер в Васюках. Будущего не видно, да и какое оно, это будущее? Моя заграница теперь ограничена арабскими странами, пускать меня никуда нельзя, а хотелось бы съездить в приличную западноевропейскую страну, например, в Швейцарию. Мечта идиота! Женщины для меня потеряли свою привлекательность. Только Изольда встряхнула меня. Но у Изольды со мной тоже нет будущего. Встречусь пару раз, и надо «улетать» в Австрию или в Финляндию. Конечно, можно случайно налететь на Изольду. Это бы мне крепко навредило. Однако раньше надо было думать. Так что правы мои старшие товарищи — не связывай себя с сотрудниками посольств в Каире.
На набережной, там, где я условился встретиться с англичанином, народу почти не было. Мне это не понравилось. Я пришел на пятнадцать минут раньше срока, так положено по инструкции. Прошелся в один конец, не торопясь повернул обратно, прощупав глазами все вокруг — нет ли чего подозрительного. Ничто меня не настораживало. Одиноко стояла черная с желтым машина — такси, метрах в пятидесяти от львов на противоположной стороне. Водитель сидел на своем месте. При слабом свете фонарей лицо его рассмотреть было невозможно, да меня он и не интересовал. Когда я возвращался, машина все еще стояла на прежнем месте, но водитель куда-то исчез. Позади себя я заметил двух мужчин, они о чем-то спорили по-арабски. Один твердил:
— Мин фадлак! (Пожалуйста!) Эна ариф! (Я знаю.)
Второй дважды выразительно повторил:
— Эну муш ариф! (А я не знаю!)
Их появление меня не встревожило. Мало ли людей бывает на набережной? Правда, сейчас что-то гуляющих не особенно видно. Другое дело, что я проглядел, откуда возникли позади арабы. Не из-за парапета же? А почему и нет! Так что они там делали?
Примерно с минуту все еще шел о чем-то спор, и мой скудный арабский не позволял понять его суть. Потом мне показалось, что я уловил едва слышное движение за спиной, то ли чиркнула подошва об асфальт, то ли кто-то выдохнул, а перед этим сдерживал взволнованное дыхание. Я резко повернул голову через левое плечо и, слава тебе Господи, вовремя: низкий полный человек с усами, в костюме, с галстуком, а он, как я мгновенно усек, оказался уже третьим в компании арабов, занес надо мной то ли палку, то ли металлический прут и уже был готов обрушить свое оружие на мою голову.
Молниеносно, пожалуй, даже без участия сознания, а лишь на зверином инстинкте, живущем в людях и просыпающемся в секунды острейшей опасности, грозящей нам смертью, я отреагировал на это нападение. Отпрянув, сумел убрать голову из-под удара и высоко поднятым плечом прикрылся как щитом. Но избежать удара не смог. И хотя он получился скользящим, однако довольно тяжелым. Основная его сила пришлась на мягкую часть плеча, и палка, или железка, предварительно тесанула меня по голове и уху. Практически я не пострадал, мне удалось спасти от перелома ключицу, и я был готов к отражению нападения. Второй раз он уже не успел меня ударить, хотя и занес над головой свое оружие. С разворота почти в сто восемьдесят градусов я нанес ему такой силы удар ногой в пах, что напрочь вывел его из этой смертельной игры. Бандит по-поросячьи взвизгнул от резкой боли и выронил свое оружие, которое со звоном отлетело в сторону. Согнувшись, он на одной ноте завыл, не в силах даже произнести ни единого слова, и повалился на бок.
Двое его подельщиков были метра на три-четыре позади и бросились вперед. Тот, что оказался первым, с ходу получил апперкот и грохнулся на мощеную дорогу прямо под ноги своему напарнику. Это дало мне пару секунд форы. От стоявшей затемненной машины сюда бежали еще двое. Третий, высокий, виднелся по другую сторону такси, видимо считая, что со мной управятся и без него.
Я отскочил к парапету, чтобы прикрыть себе спину, и приготовился встретить третьего бандита. Тот щелкнул кнопкой, и длинное, широкое лезвие ножа блеснуло в свете уличного фонаря. Нож напоминал собой испанскую наваху, которую обычно оттачивают до такого состояния, что ею можно бриться. Лезвие мелькнуло перед моим носом, бандит прижимал меня к гранитному парапету, чтобы одним ударом выпустить из меня кишки или полоснуть по горлу. Длинным лезвием ножа он непрерывно размахивал влево, вправо, все приближаясь и приближаясь ко мне. Я попытался выбить ногой это страшное оружие, но он отскочил и снова бросился на меня. Времени совсем не было: три-четыре секунды — и те двое окажутся здесь. Надо спешить, иначе они хладнокровно зажмут меня и просто-напросто зарежут навахой, как барана. Я сделал ложный выпад вперед — бандит чуть отклонился назад и махнул ножом. Я почувствовал, как острая сталь кончиком чуть-чуть прикоснулась к животу, хотя боли я не ощутил. Словно отлаженный автомат я отреагировал на этот выпад. Мне удалось поймать его руку за запястье в тот момент, когда лезвие ножа уже проскочило мимо меня. Дальше все было делом техники и приема, который я сотни раз отрабатывал на тренировках. Но отрабатывая прием боевой защиты, мы не ломали друг другу руки, а лишь, поймав за запястье, резко забрасывали руку за плечо — прием считался выполненным. Сейчас же я сделал под его руку нырок плечом, выбросив правую ногу вбок, чтобы не дать ему вывернуться, перехватил руку и рванул вниз. Он дико заорал, нож упал мне под ноги. Рука бандита согнулась под острым углом. Я услышал хруст выворачиваемого сустава и закончил этот боевой прием, бросив его на асфальт.