— Понятно. Едете кастрировать продавца?
Зинуле очень понравилось то, что я сказал, и она засмеялась.
— Так ты с нами едешь? Нам нужен толмач, который растолковал бы нашу принципиальную позицию.
— На такое увлекательное дело я бы даже мертвый поехал!
Обиженных было шестнадцать, и среди них, к своему удивлению, я обнаружил мадам Алину Рудую. Вот уж правда, что без нее ни один более-менее приличный скандал не обходится. На ее лице было прямо написано предвкушение скандального удовольствия.
Все бабы сидели молча, сосредоточенно прижимая к себе упаковки с мутонами. Ох, араб, араб! Лучше бы ты заболел или провалился в преисподнюю, и то тебе было бы слаще, чем встреча с нашим бабьем. Ты ведь не знаешь, что такое бабий бунт? Узнаешь!
Мы дружно ввалились в магазинчик, приведя в тревожное волнение хозяина. Аккуратный, рубашка и галстук в тон костюму, традиционные усы, лохматый и с дежурной улыбкой, он на всякий случай поклонился и вышел из-за прилавка. И совершенно напрасно. Надо было баррикадироваться.
— Ты что же, сукин сын, дуришь уважаемых советских женщин! — начала госпожа Рудая и сжала тонкие ехидные губы. Она подождала, пока я переведу первую бронебойную очередь, и продолжала свою атаку: — Ты думаешь, что мы советские, так нас можно и дурачить? — Она вдруг неожиданно для непонимающего араба ловко швырнула ему в лицо пакет с шубой. От удара голова у него дернулась назад, и он попятился к прилавку, абсолютно ничего не понимая. Пакет шлепнулся на пол, а мадам Рудая стала распаляться еще больше, потому что этот арабский мужичок не отвечал на ее обвинения. Все дружно загалдели: «Ах ты, сучий потрох! Нажрал рыло и дурит!»
Тут произошла ошибка: его рылу было очень далеко до «нажрал» — худые, впалые щеки, лицо аскета.
— Ты чего не переводишь? — возмутилась мадам Рудая. — Тебя для чего взяли? А так мы и сами обойдемся. Спесивый очень!
В ее глазах была злоба. Ясно, она знала о моих отношениях с ее мужем и ненавидела меня, и эта ненависть выплеснулась наружу.
— Отчего же, товарищ, — спокойно возразил я. — Я просто думаю, как получше перевести этому арабу «сучий потрох», а то ведь может не понять. Скандал выйдет, — издевательски возразил ей я.
А офицерши бушевали. Они развернули свои мутоны, выворачивали их наизнанку, совали хозяину в лицо и орали почем зря.
— Тихо, мадамы, я переведу ваш дипломатический язык на его восточный. — Я протолкался сквозь эту пахнущую всякими парфюмериями, смешанными с потом и еще чем-то удушающим, живую стену и встал перед арабом. Позади замерло готовое к штыковой атаке войско.
— Уважаемый, зачем же ты обманул этих достопочтенных советских мадам и вместо английского мутона продал им русский?
Он искренне удивился и в то же время обрадовался, что наконец-то может понять, о чем идет речь, и ответить на раскаленные вопросы. Оказывается, он понятия не имел, что шкуры из СССР, и, чтобы разрешить конфликт, предложил им тут же получить за шубы деньги обратно. Ишь чего захотел! Обратно! Они что тебе, «сучий потрох», совсем дуры? Купили за бесценок — и обратно!
— Дорогие товарищи советские женщины! Я все уладил, успокойтесь. Он сейчас же вернет ваши деньги, а вы положите шубы на прилавок. У него есть на вас регистрационный список.
Закончить мне не дали и дружно загалдели, из чего мне стало ясно, что он не на таких напал и среди них нет идиоток.
Однако пар еще не вышел: им очень хотелось поскандалить, просто это была потребность, как попить или поесть, и вдруг — «Концерт окончен!». Они стали обзывать хозяина всякими пошлыми словами, уходить не собирались и шубы возвращать тоже. А так как он им не отвечал, это их злило еще больше. Но мне этот идиотизм уже порядком надоел. Я отлично знал весь их гарнизонный репертуар, поэтому решил разом покончить с этой вакханалией.
— Женщины, а вы совершили серьезную оплошность. Вы, по существу, выдали служебную тайну, и это может отразиться на судьбе ваших супругов.
Они мгновенно умолкли и уставились на меня.
— Он же может передать кому-либо список, написать жалобу в посольство, и тогда вашим офицерам несдобровать. Еще чего доброго в иностранную газету попадете — он уже мне намекнул. Придется об этом сообщить Пожарскому, чтобы упредить араба.
Последних слов было достаточно, чтобы вся орава мгновенно исчезла. Им и в голову не пришло, что список араб составлял по принципу «на деревню дедушке»: «Мадам Ольга», «Мадам Тамара» и т. д. Когда я вышел из магазина, вся команда сидела в автобусе.
Я сел рядом с Зиной. Она хитро улыбнулась — видно, до нее дошел смысл их записи на шубы.
— А ты молодец! — похвалила она, прошептав мне на ухо: — Неизвестно, до чего бы мы дошли. Мы страшные!
— Ты-то тут при чем? Я же видел, что ты стояла в стороне. Хотелось посмотреть спектакль? Ну, Зинуля!
Она засмеялась и взяла меня под руку.
— Я тебя пригласила с нами, потому что была в тебе уверена — ты не допустишь безобразия, — продолжала она шептать.
— По-твоему, я блюститель нравственности? У меня и так врагов хватает. Одна мадам Рудая чего стоит.
— Поэтому ты с нами и поехал: она тебя поносила будь здоров. Я решила, что только ты сможешь ее укротить. Тебя она боится.
На вилле все стадо, подхватив свертки, растеклось по аллеям, обмениваясь впечатлениями и похваляясь, как они всыпали этому жулику.
— Удивительно, они совсем не боятся, что я доложу генералу об их поведении, — заметил я, провожая их глазами.
— Не боятся они тебя. — Зина заглянула мне в лицо. — Слишком хорошо тебя все знают. Ты не подлец и не стукач. Вот так-то. А чего ты нас с Надюшкой избегаешь? Ты нам очень нравишься, особенно Надежде. Ты в глаза ее погляди — это голубое море и загадка на века. Неужели она тебе не нравится? Приглядись, все при ней. А характер? Чистое золото!
— Мне на ней жениться, что ли, если насчет характера?
— А может, и женишься. — Зина ухмыльнулась. — Она же с мужем не живет. Не развелась, потому что он ее просил: за границу очень хотелось. Вот они и заключили договор: ему заграница, а ей свобода. А вернутся в Союз — сразу разойдутся. Не упусти!
— А ты сваха. Тебе Надя поручила?
— Да брось ты. Надя — моя подруга, влюбилась в тебя.
— У нас разница в возрасте. Она старушка, — решил я отбить Зинину атаку. Хоть этот легкий разговор был и приятен, но Зина уже не шутя стала планировать наши отношения.
— Ничего себе! Двадцать восемь — уже старуха.
— Двадцать восемь! А мне показалось, что ей уже двадцать девять! — воскликнул я. Зина поняла шутку и засмеялась.
— Толечка, ты просто невыносим! Конечно, если Надежду приодеть по моде, сделать прическу — от нее глаз не оторвешь. А она скромничает, не хочет выделяться. Боится мадам Рудой. Они живут в одном доме, — понизила она голос.
— Зина, думаю, как-нибудь встретимся. Ты же знаешь, что у меня есть подруга, — решил я окончательно прекратить это сватовство. Если честно, то я плохо помнил эту Надю. Была бы она красавицей, уж я бы ее запомнил, а так чего попусту терять время.
— Ты имеешь в виду эту переводчицу из ГЭКС Галку? Ты ведь о ней ничего не знаешь. А колония наша все знает. Она мужа себе ловит.
— Зина! Не надо сплетен! Очень этого не люблю. Там, где мадам Рудая сунула нос, — жди хорошей полновесной сплетни. И кто ее выбрал в женсовет? Слепые, что ли, наши женщины? Посадили себе на голову урядника. Она вас и жует.
— Никто ее не выбирал, она сама влезла и стала проявлять инициативу по воспитанию молодых жен офицеров. Профсоюзному начальнику понравилась напористая воспитательница. Она и его захомутала, ей платят двадцать пять фунтов.
— Я вот на нее настучу Пожарскому, а лучше Рудакову — о селедке и о мутонах. И как она подрывает доверие к СССР.
— Ничего ты не стукнешь, — вздохнула Зина. — Так как насчет Нади? Дай мне обещание, что сегодня будешь в кино, и я тебя познакомлю, — вернулась она к своей цели.
— Ладно. Буду. Что там показывают? «Свадьбу в Малиновке»?
Пока мы разговаривали с Зиной, я заметил, что мимо уже второй раз прошла Галка. Наверное, хочет встретиться со мной, но при Зине не решается подойти, зная ее острый язык. Последний раз мы виделись неделю назад, но свидание наше было довольно прохладным. Наверное, поостыли друг к другу. Значит, с женитьбой на ней у меня ничего не выйдет. Прощай карьера торгового советника или дипломата. Правда, я не очень-то расстроился. Тем более что ОБС — одна баба сказала — замалековский телефон (устное народное творчество женщин совколонии) донес, что Галка с успехом заполняла пустоты, образовавшиеся в некоторые вечера моей шпионской занятости, одним капитаном, который ухитрился обмануть жену и провести с ней ночное время. Однажды я их видел в «Оберж де Пирамид», в ночном клубе, но я не какая-нибудь дешевка, чтобы нагадить этому капитану. Его и без моего участия сожрут «фальконы» и «иглаулы» Визгуна, как только застукают в запрещенном месте и в запрещенное время.