Эвелин кивнула головой и снова положила ее мне на плечо. Через несколько минут мы остановились перед ее домом и пошли в подъезд. Я твердо намеревался получить от Эвелин информацию о том, что сегодня произошло в «Оберж де Пирамид», что было запланировано и что осуществлено. Однако я опасался, что пока мы были в ресторане, в квартире американки оборудовали спальню фототехникой, чтобы сделать на меня компромат. Если я хоть с сомнениями, но прохожу за бура из Южно-Африканской Республики, то нет смысла создавать на меня фотокомпромат. Однако следует допустить, что меня могут подозревать и как агента из-за «железного занавеса», тогда спальню оборудовали и напичкали микрофонами. То, что в машине они оставили мне подслушивающее устройство — никаких сомнений. Даже без сообщений моего агента-мальчишки, которого я нанял за фунт, чтобы он не отходил от моей машины и следил, кто ее откроет и подойдет к ней, я был уверен, что технику мне подцепили в салон «мерседеса».
Правда, была еще одна версия: Бардизи. После полетов в Йемен и большого перерыва он мог меня утерять. Но фото на меня осталось. Снимки в ресторане и фото, которые были секретно сделаны ранее, даже без серьезного анализа покажут, что это мое лицо. Вселяет определенные надежды лишь тот факт, что существующая неприязнь между английской Интеллидженс сервис и американским ЦРУ замедлит процесс. Англичане не информируют ЦРУ, а американская разведка — англичан. Может быть, они уже успели быстро обменяться мнениями, а вечером была проверка?
Итак, выводы. Первое: меня идентифицировали по всем статьям. С помощью Бардизи установили, что я русский. Второе: какие меры следует принять? Убрать. Захватить. Скомпрометировать. Начать разработку для вербовки.
Убирать не имеет смысла — никто от этого не выигрывает.
Захватить — это резонно. Но если я умный, то после сегодняшнего вечера им меня больше не видать. Шанс упущен. Нет, захват не планировался.
Скомпрометировать — есть резон. Прекращается всякая моя деятельность. Я убираюсь в Союз, и моя карьера закончена. Под ногами не путаюсь.
Каким путем можно скомпрометировать в данных условиях?
Использование Эвелин. Слабо! Да, но на меня упорно нацеливалась Джеральдина. В визитной карточке есть имя, телефон и должность — «сотрудник посольства» — это специально для лопоухих. А приманку кидали до ресторана, оборачивая ее в шифровальный отдел. Если Джеральдина будет настаивать на близости и потащит меня к себе на квартиру — сексуальный компромат. Если нет, то… возможна разработка. В машину засунули микрофон, хотят подслушать, о чем и на каком языке будут говорить. Это большая перспектива. А дальше ситуация покажет, как со мной поступить. Если я на правильном пути, то с завтрашнего дня следует поездить по городу и посмотреть хвост. За мной должна ходить машина, иначе им ничего не услышать. Не надо исключать и просто элементарную слежку.
Эвелин сразу же сбросила платье, как только вошли в квартиру, и пошла в ванную комнату. Я проверил, что мы в квартире одни, развинтил телефонную трубку — пусто. Прошел в спальню, поискал возможные места установки радиомикрофонов — пусто. Возможно, этого пока нет.
Я прошел в ванную комнату, разделся и встал под сильные струи воды рядом с Эвелин. Шум воды забьет любой микрофон.
— Ты хотела мне что-то сказать в машине? Кто-то мне не доверяет? Твоя подруга? И чем я вызвал подозрения?
— Какая она подруга? — возмущенно воскликнула Эвелин. — Она же на тебя глаз положила. Шлюха посольская! — неожиданно Эвелин выругалась по адресу Джеральдины. — Все мужики посольства с ней переспали! Я видела, как она жалась к тебе. Заманивала к себе. Как же, один красавец не спит с ней! Дала тебе визитную карточку?
— Дала. Сотрудник посольства.
— Там должно быть написано не «сотрудник посольства», а «внештатная посольская шлюха», — зло возразила Эвелин.
По-видимому, поведение Джеральдины крепко задело ее женское самолюбие. Она почувствовала угрозу лишиться меня и готова перегрызть ей глотку. Это было мне на руку.
— А чего это она себя твоей подругой назвала.
— Она считает себя неотразимой и решила, что для меня слишком много — молодой красивый парень.
— Ты же могла не говорить ей, что мы с тобой встретились.
— Она утром зашла ко мне в комнату в посольстве и спрашивает: «Ты чего это вся сияешь? Наследство в полмиллиона получила? Или с мужиком наконец удалось переспать?» Она меня больно задела, и я ответила: «Такого парня у тебя никогда не было и не будет». Тут она, конечно, впилась в меня: познакомь да познакомь! Я отказалась, а она мне говорит: «Инструкцию забыла! Доложить надо Свиндлеру». Есть у нас такой из ЦРУ. Следит, чтобы мы не водили сомнительных знакомств. «Ладно, да плюнь ты на этого Свиндлера, — предложила она. — Я только погляжу на твоего парня. Никто этому Свиндлеру ничего не докладывает. Зайду вечером, съездим в „Оберж де Пирамид“ на стриптиз-шоу». Вот и заявилась «подруга»!
— Чего ради ты мне сообщила, что она шифровальщица? Я же понял, что ты сказала это неспроста. Меня, например, не интересует, что ты секретарь. Меня больше интересует твоя музыка и те удовольствия, которые мы получаем.
Поливаемые струями воды, мы стали страстно целоваться. Она вся извивалась, прижималась ко мне, желая близости прямо здесь, не выходя из-под струй воды.
Потом, когда мы уже стояли перед зеркалом, завернувшись в полотенца, я между прочим спросил:
— У тебя будут из-за меня неприятности?
— Нет. Я не боюсь Свиндлера. Мой двоюродный брат конгрессмен. Я больше боюсь потерять тебя, чем каких-то неприятностей.
— А Джеральдина действительно шифровальщица или вы придумали это с определенной целью? Давай будем говорить откровенно. Мне не понравился ресторан, эта суетливость Джеральдины, это фотографирование. Это она все организовала? Для чего — я могу только догадываться.
— Все ее выдумка. Фотографа она пригласила, чтобы сделать снимки на память. Но я же не дура! Она работает в шифровальном отделе, но я часто видела ее в компании Свинддера. Он с ней спит. Даже жена Свиндлера об этом знает. Очень уж ей хочется поймать какого-нибудь «красного шпиона». Вот она и взялась за тебя, а на самом деле хочет отнять тебя у меня.
«Заблуждаешься, дорогая! Они решили меня серьезно проверить. Ты совсем недооцениваешь Джеральдину. Неудивительно — ты занята любовной проблемой».
— Ничего, дорогая, через пять-шесть дней я улечу в Кейптаун, и все подозрения рассеются как дым. Ни у кого не хватит силы, чтобы меня у тебя отбить. — Я страстно поцеловал ее, и мы пошли в спальню. Теперь я знал достаточно. Ничего у Джеральдины против меня нет. Сделала она элементарную профилактику. Пока будет идти моя проверка, я уберусь в Союз. Как Визгун будет разрабатывать Эвелин — меня не интересует. Партия и ГРУ разрешили мне спать с американкой, пусть даже со старухой. Выбора у меня нет. Приеду в Союз — будут девочки, будут красавицы. А на безрыбье — и старушка соловей. Будут ее вербовать. На чем? Это меня меньше всего волновало. Я свое дело сделал.
Утром позвонил Джеральдине, чем очень удивил ее. Узнал, что чувствует она себя хорошо, в чем я не сомневался, потому что раскусил ее притворство.
— А как насчет фотографий? — поинтересовался я, так, чтобы что-то спросить.
— Если ты подъедешь сейчас, я вручу их тебе на память.
Что-то уж очень быстро появились у нее фотографии. Я отметил и другую особенность: она говорила мне «ты» и в трезвом состоянии.
Через пятнадцать минут я уже поднимался в лифте. Дверь открылась сразу, едва звякнул звонок, словно она стояла за дверью и ждала моего появления. Джеральдина только что вышла из душа. На голове у нее был тюрбан из полотенца. Другим полотенцем она прикрыла свое тело. Да, ноги у нее были длинные и красивые, ничего тут не скажешь. Лицо не выглядело свежим, хотя она и приняла душ — наверное, увлекается наркотиками и пьет в одиночку. По тому, как она сразу вручила мне конверт с фотографиями — я на всякий случай проверил, что там, — я понял, что сейчас она не готова со мной контактировать..