За два часа, которые мне дал советник-посланник на сборы, я успел купить кое-какие подарки. Что-нибудь докуплю в Греции.
Так бесславно закончился этот важный период в моей жизни.
К подъезду подкатила машина, из нее вышел Рудаков. Я взял чемодан, кейс и, оглядев напоследок конспиративную квартиру, пошел к лифту. Ни Визгун, ни Шеин даже не позвонили. Было обидно, словно я старая, уже отслужившая свой век собака, которую терпел и кормил хозяин, пока она еще охраняла дом и защищала домочадцев.
Я вышел из подъезда полный горечи и разочарования. В лицо пыхнул уже разогретый знойный воздух. Велико же было мое удивление, когда в машине на заднем сиденье я увидел советника-посланника. Непередаваемое чувство взволнованности и признательности охватило меня до такой степени, что я еле сдержал слезы. Очевидно, это результат напряжения последних часов.
— Мне тут до Замалека по пути, — коряво пояснил Шеин. — Толя, если что было не так, не поминай лихом. Это тебе сувенир от меня, — передал он мне пакет, перетянутый лентой. — И на Бориса Ивановича не держи зла. Все они из патриотических побуждений, преданности Родине, партии, а вовсе не со зла так себя вели. А если уж кому что не дано, так оно и не дано. Пожелаю тебе счастья! Поступай в академию. Надеюсь еще увидеть тебя.
У посольства Шеин вышел, сказав мне на прощанье, что направит на меня отличную характеристику.
Контрразведка-2
Уже после первой встречи с одним из чиновников ГРУ я понял, что разведуправлению в стране я просто не нужен. Оно и понятно: кому нужен засвеченный разведчик. Но меня держали. Чиновник долго размышлял, изучал какие-то бумаги, вроде бы пытаясь найти мне место. Потом отпускал и просил прийти завтра. Так продолжалось целую неделю.
Меня удивляла неповоротливость этого аппарата. Почти два месяца я отдыхал, как и мечталось мне, жил в палатке на Дону, ловил рыбу, купался. Приятным сюрпризом было то, что я смог при всей нашей волоките в три дня оформить покупку «Волги». И вот теперь, после стольких дней отсутствия, я ходил в Генеральный штаб каждое утро и уходил ни с чем. Как-то сказал:
— Может, уволите…
На лице офицера от такой мысли отразился страх. Кто-то у меня был за спиной.
Однажды чиновник встретил меня, сияя искренней улыбкой.
— Вам крупно повезло! Наконец-то я могу вам предложить что-то стоящее по вашим способностям. — Он сделал паузу, очевидно ожидая, что я упаду перед ним ниц и рассыплюсь в благодарности. — Идемте! — ввел он меня в кабинет, отделанный мореным дубом. Навстречу поднялся генерал-лейтенант, и сразу:
— Поедете в Одессу. В Высшее пехотное училище прибыла группа двадцать шесть человек из Южно-Африканской Республики. Здесь они пройдут курс обучения партизанской войне и политике. Ребята прошли через огонь национально-освободительной борьбы, тюрьмы. Мы решили доверить вам политическое воспитание этой группы. Вы будете проводником марксистских идей, будете политически контролировать их. Прикроем вас, поедете как переводчик.
Я испытывал неподдельную радость от поездки в Одессу, даже связывал свой визит с подсознательной надеждой об изменении своей жизни.
Захваченный такой мыслью, я как-то пропустил мимо ушей напутствия чиновника с высоким званием, и напрасно: это было не напутствие, а инструкция.
— …Вы будете там нашими глазами и ушами, более того, генератором идей партии. Когда они закончат обучение, чтобы все были коммунистами, готовыми бороться за советскую власть, за социализм! Развернитесь как настоящий пропагандист-коммунист. Покажите, что вы не только отличный разведчик. Потом это будут наши люди, они будут работать на ГРУ. Мы создадим в Южно-Африканской Республике нашу пятую колонну, которая в нужный момент возьмет там власть…
Его явно стало заносить, и мне было уже неинтересно слушать весь этот высокопарный бред. Но я, наученный нашему социалистическому лицемерию, согласно кивал головой и выражением лица показывал, что внимательно внемлю высокому идейному гласу. А генерал закатывал глаза и еще долго пел, пел и пел…
Наконец-то он меня отпустил, и я смог заняться подготовкой к отъезду в славный город Одессу. Честно говоря, мне очень хотелось поскорее убраться из столицы. Предстояло приятное путешествие на машине до самого Черного моря. В Киеве остановлюсь, там живут мои друзья: Слава и Рита Волнянские. Из Египта они уехали раньше меня, и Слава теперь стал настоящий «пуриц» в газете «Правда Украины», чуть ли не зам. главного редактора. Славка был мне кое-чем обязан по службе, но, кроме того, нас связывали общие симпатии.
Дорога до Киева была малоинтересной. Да еще в придачу ко всему, Волнянских я не встретил: они были в Ессентуках. Поэтому я решил двинуть дальше, на Одессу. Меня не пугало, что солнце уже пошло к закату. Я прикинул, что часов за пять доеду. Но с наступлением темноты я вдруг начал дремать за рулем, а один раз даже заснул на секунду-две и проснулся, похолодев от страха. Я выбрал местечко на обочине и, привалившись на подушечку к стойке, мгновенно отключился. Мой мозг не реагировал на проносившиеся мимо автомашины, свет фар меня не тревожил.
Сколько я проспал — трудно сказать, но разбудил меня неожиданный удар чего-то об автомашину и скрежет металла…
Я разглядел, что перед «Волгой» градусов под сорок пять стоял «жигуленок» с включенными фарами, которые выхватили зеленую стену лесопосадок. Что-то он сделал с моей машиной, этот нахальный «жигуленок». Мне было понятно, что он хотел остановиться впереди моей «Волги», и при повороте водитель задним бампером зацепился за мой передний бампер и вырвал его: себе он тоже оторвал бампер, и все это выглядело фантастически: словно машины взялись за руки.
Из машины вылез водитель, и я приготовился дать по нему словесный залп: все, что я думаю о нем как водителе, и прочее, но слова мгновенно застряли у меня в горле — передо мной была женщина.
— Мадам, где вас научили так ездить? — спросил я, укрощая свой гнев. — Вы, наверное, купили права. Во сколько вам это обошлось? — пытался я ее уязвить, задав ехидный вопрос.
— Умоляю простить меня! — воскликнула она испуганно. — У меня еще нет опыта. Я шесть месяцев училась. По пятьдесят рублей, — лепетала она, не воспринимая моего ехидства.
Я окончательно подавил в себе злость — не бить же ее за аварию, все-таки шесть месяцев училась. Но терять позиции правого и достигнутого превосходства мне не хотелось.
— Вы только посмотрите, мадам, что вы сотворили с моей новенькой «Волгой»! — трагическим тоном воскликнул я. — Знаете, сколько она пробежала? Полторы тысячи километров! — печально произнес я. — Полжизни работать вам на ремонт моей «Волги».
Тут уж я перестарался. Она завелась буквально с полоборота и резким тоном ответила:
— Ладно уж слезы лить! Говорите, сколько вы хотели бы с меня содрать. Честный человек не покупает «Волгу». Наверно, спекулянт! Что перепродаете?
Это было уже слишком, я молча подошел к ее машине и вытащил ключ зажигания.
— Теперь никуда не уедете. Вызывайте ГАИ. Я пока посплю, когда приедет инспектор, разбудите, пожалуйста.
— Не дождетесь! Вот сидите тут и ждите инспектора. Вы заинтересованы в ГАИ, а не я. — В ее голосе прозвучали торжествующие нотки. Она явно провоцировала меня на перепалку. Но я молча сел в кабину, устроил голову на подушке поудобнее и сделал вид, что буду спать.
Она прошлась взад и вперед, обхватив руками плечи, видно, ей было не жарко в летней кофточке с коротким рукавом, и влезла в кабину.
Мне не спалось, до утра никакой автоинспекции здесь не будет, поэтому я решил нормально отдохнуть. Вытащил из багажника палатку, спальный мешок, прихватил термос с кофе и пошел к посадкам, где и устроил себе ночлег. Через несколько минут я уже спал. Однако прошло часа полтора, и меня разбудил дрожащий голос:
— Эй, товарищ! Вы спите?
— Теперь уже нет, — ответил я. — Приехала инспекция?
— До чего же вы черствый человек! — воскликнула она, слегка всхлипнув. — Я совсем замерзла. А вы развалились в тепле и храпите.
— А что, я не могу храпеть в своей собственной комнате?
— Я замерзла! Вы это понимаете?
— Это ваши проблемы, но я их понимаю. Залезайте сюда, в мою теплую комнату. Надо же вас сохранить для ГАИ.