Мы распрощались с Наумом, я пошел на стоянку, где у меня была машина, с полной неопределенностью. Выходит, я случайно попал на червонцы — преступный бизнес, которым занимаются одесские чекисты, внаглую обогащаются, нанося экономический ущерб стране, и главное — подрывают ее безопасность. Сегодня повезли червонцы, завтра алмазы, послезавтра иностранная разведка прижмет Владика, Жору, Леонида, Феликса и других — и они начнут работать на врага. Мне думается, что компры в ЦРУ на всех этих ребят уже предостаточно, их вербовка — это дело времени, когда потребуется. А почему, собственно, я думаю, что их будут когда-то вербовать? Может быть, это уже свершилось. Оттого в эти преступные аферы втягиваются все новые и новые люди. Так надо разведке. Может быть, совсем не случайно Нюмка и вышел на меня. Когда мы встретились у Владика и он сказал, что я свой человек, Наум решил за меня взяться. Может быть, у него та же функция, что была и у меня за границей. Он вышел на меня, соблазнил легким большим заработком. Я повезу алмазы — вот я и готов. Меня прижмут так, что и пикнуть не смогу. Думается, Владик уже сейчас хороший «курьер» для западной разведки. Через него можно переправлять любые документы, любые образцы грунта, пробы воды. Он уже и сейчас не отказывает, когда Наум передает посылку для Бейрута. Это все пострашнее червонцев. Что мне делать? Я же не плаваю на судах в загранку, а Нюма хочет наладить со мной бизнес.
Я остановил машину возле дома, где жил Владик, и поднялся к нему на этаж. Он был дома и заметно обрадовался моему приходу.
— Старик, давай с тобой залудим бутылку джина. Так хочется нажраться, а не с кем. Милка не в счет, потом она пошла потрахаться с одним хмырем. Я сижу тут, как сыч. Хорошо, что ты появился. — Без лишних разговоров он открыл холодильник, вытащил оттуда всяких мясных и рыбных деликатесов, свалил все в кучу на середину стола, достал бутылку джина, тяжелые стаканы с короной и сразу налил по целому стакану. «Нет, парень, так дело не пойдет, если ты решил меня свалить, то я должен знать — для чего. Если ты хочешь нажраться, то я такой дозы не приму».
— Владик, ты что, рехнулся, по целому стакану! — возразил я вяло.
— Кабак дело добровольное! Хочешь — все пьешь, хочешь — лижешь.
Мы тихо, чтобы не разлить джин, чокнулись, и он сразу в несколько глотков опорожнил свой стакан. «Нет, тут задача не стоит, чтобы меня свалить», — успокоился я, не зная, почему заподозрил Владика. Я отпил полстакана обжигающей жидкости, заел консервированным омаром, пожевал солоноватую югославскую ветчину, полез в холодильник, нашел масло и откусил от целого куска столько, сколько влезло в рот.
— Где у тебя вода? — спросил я, словно искал воду.
— В другом холодильнике, там боржоми.
Я вытащил две холодные бутылки воды и вернулся к столу. Владик прицелился налить еще джину, но я остановил его. Он был нужен мне не пьяный, а веселый. Надо перед ним раскрыться.
— Владька, ты знаешь, зачем я пришел к тебе?
— Знаю. Наум мне звонил.
Ах, какое гадство! Выходит, они меня проверяли на прочность. Какой же я умный! Просто гений! То, что я сделал, нарочно не придумаешь. И никакой я не гений. Тот факт, что я пришел к Владику посоветоваться, как мне быть, произошел потому, что мне просто пойти не к кому. А было бы к кому, ты меня бы уловил запросто. Я за твоей спиной завел шашни с Наумом. Владик прекрасно знает, что мне связь с Наумом ничего не даст. Если бы я скрыл соглашение с Наумом, значит, я для чего-то завладел информацией, которая чекисту нужна как воздух. Но я пришел к Владику. Наум уже позвонил ему. Владик меня разыскивал, это уж точно, Милку он куда-то отправил. Надо выяснить у дежурного, разыскивал ли меня кто в этот период. Где я был после разговора с Наумом? Но я нигде не был, прямо от Наума приехал к Владику. Проверка окончена. Владик во мне уверен. Для чего-то я ему должен сгодиться.
— Сгодишься. Если хочешь с нами работать, бедным не будешь.
Домой я уехал поздно и порядком нагрузился: мы пили джин, виски и еще какую-то заморскую гадость. И хотя я ухитрился выскочить в туалет и поблевать, чтобы освободить желудок от спиртного, Владик все же заполнил место, которое я освободил в желудке. Разговора о делах у нас больше не было. Владик коротко отрезал: когда наступит время, он мне скажет, что и с кем делать. Мне, правда, очень не понравилась и насторожила одна фраза: умею ли я стрелять и стрелял ли я в людей. Когда я сказал, что в людей не пробовал, он уверенно сказал:
— Попробуешь! У тебя будет такая возможность.
Я бросил машину возле дома, не думая, что ее могут угнать. Более того, я даже не закрыл дверь кабины. К моему удивлению, утром машина была на месте, дверь отперта, и приемник никто не снял.
После горячего душа и двух таблеток аспирина я приехал в училище со свежей головой. Был выходной день, но я добросовестно относился к своим подопечным партизанам: раз в неделю обязательно культпоход то в оперный театр, то в эстраду, либо прогулка на катере. Когда приехал цирк, я два раза сводил их на представление. Очень им понравилось первый раз, пришлось повести еще раз. В общем, выходной для них был своего рода праздником. Всю неделю они стреляли, бросали гранаты, стреляли из незаряженных базук и очень упорно учились подрывному делу. Эта наука им больше всего нравилась, и они считали, что должны быть хорошими подрывниками.
В это утро я решил свозить их в порт Ильичевск познакомить с работой порта и дать им возможность продумать вопрос, как бы они могли вывести из строя такой огромный порт. Фантастика, да и только!
В казарме на первом этаже меня остановил дежурный лейтенант и сказал:
— Там капитан Федоров наверху зверствует!
Я бросился вверх по лестнице и уже в начале коридора услышал рыкающие команды Марата:
— Стоять надо, как бамбук! А ты согнулся, как кочережка, мать твою так! Голову задирай! Унитаз сраный!
В большом зале, используемом для спортивных занятий, я появился в ту минуту, когда Марат объяснял африканцам важность строевой подготовки. Делал он это без переводчика и поэтому нажимал на матерные слова:
— Без строевой выправки вы ни хрена ничего не стоите! Вы дерьмо, не солдаты! Вот ты как стоишь? Скрючилась. Как хер после бабы. А надо, чтобы твою грудь видел четвертый человек. Ну, какая это грудь! — скривился Марат, потрогав грудь негритянки. Вот у тети Раи из столовой, видела, наверно, вот это сиськи, их даже самый последний в строю увидел бы. Это маяк, а не грудь!
Он был пьян и молол все, что приходило в его затуманенный спиртным мозг. «С утра уже набрался», — подумал я, еще не решаясь вступить в его учебный процесс строевой подготовки.
— И жопу не выпячивай! — Он погладил ее худой зад и, не отрывая руки, добавил: — Конечно, какая это жопа! Вот у тети Раи из столовой, знаешь ее? Жопа так жопа! Двумя руками не обхватишь.
Со своими воспитательными сентенциями он как раз попал на Юдифь, которая мечтала первый раз отдаться красивому белому мужчине. Поэтому она с удовольствием терпела поглаживания зада белым капитаном. Правда, он был далеко не красавец: лысый и в возрасте, да еще с белыми пятнами ветлиго на теле. Но она терпела и слегка загадочно улыбалась, показывая свои ослепительные зубы. А Марат уже забыл о строевой подготовке, гладил ее зад и вздыхал:
— Какая жалость! Какая жалость! — о чем-то сожалел капитан, наверно, об отсутствии места, куда бы он мог повести негритянку. Настал момент прервать всю эту строевую капитанскую блажь. Я прошел в середину зала и скомандовал:
— Занятия окончены, отдыхайте. Через час мы поедем в крупнейший в стране морской порт Ильичевск.
Я повернулся к Марату и увидел вспыхнувшую в его глазах пьяную ярость.
— Да я тебе знаешь, что сделаю! — прорычал он злобно.
Но я решил прервать его выступления по поводу кары и отрезал:
— Иди, скотина, проспись! Нажрался, как свинья, и лезешь лапать наших товарищей по борьбе! — с насмешкой добавил я. Но, видно, не укротил этого самодура. В принципе, он основательно завалился: завтра я положу на стол генералу рапорт, и с Маратом будет покончено. Он перестанет сидеть в засаде, подлавливая меня.