— О чем речь! Я могу идти?
— Нет! — остановил меня полковник. — Читайте здесь.
Минут через сорок я уже мысленно описывал себе тот уголок Парижа и бистро. «Два ряда столиков, перед входом две большие раковины-цветочницы. Если пройти вперед метров пятьдесят, будет арка, которая выведет меня на другую сторону улицы. Там можно поставить запасную машину, — мысленно наметил я отход после встречи с Барковым. — Нужна будет еще машина, может быть, перед входом в бистро. Но поставить ее надо хотя бы за час до встречи. Дом напротив — четырехэтажный, островерхая черепичная крыша и слуховое окно — удобное место для снайпера. Винтовка с глушителем — и никто не поймет, почему умирает человек, обливаясь кровью. А может быть, дом рядом? Нет, оттуда далеко и надо высовываться при стрельбе. Снайпер может быть на третьем или четвертом этаже в квартире. Нет, посвящать в дело жильцов нецелесообразно. Самое удобное место, конечно, слуховое окно. Слуховое окно!»
— Движение там большое? — спросил я Лазарева.
— Не особенно. Но прямо здесь, перед бистро, переход. А в центре — круглый бассейн с фонтанами. Машины идут в объезд справа и слева.
— Я это понял. Пешеходный переход близко?
— В десяти метрах в сторону арки.
«Значит, если идти через дорогу, бросишься кому-нибудь в глаза. Надо ближе к переходу», — заметил я про себя.
— Там люди не всегда соблюдают правила перехода, — словно прочитал мои мысли полковник, — попробуешь описать место?
Я довольно подробно прошелся по схеме. Он остался доволен и впервые с момента встречи улыбнулся.
— Как тебе подходить, сориентируешься на месте. Учти, позади Баркова два столика, впереди через проход тоже два. Во втором ряду у стены несколько столиков. Кто за ними — смотри сам. Время встречи мы наметили как раз такое, когда в бистро будут люди. Мест мало, и логично, что ты сядешь за столик Баркова.
— Логично для вас.
— Верно. Они сразу же возьмутся за тебя, поэтому уходить будешь первым, и быстро. По обстановке. С собой ничего не бери, только сумку для необходимых вещей. Инициатива — по обстановке, — снова вернулся полковник к тому, что его сейчас больше всего волновало. — Загранпаспорт у тебя на имя Козлова Валентина. Ты учитель из Саранска. Остальное придумаешь сам, если возникнет необходимость для очень любопытных и общительных советских туристов. Руководитель группы — наш человек. О твоем исчезновении предупрежден. У тебя будут доллары и франки. Где надо, не скупись, — закончил он наставления, и я ушел, тепло попрощавшись с Шеиным.
…Самолет поднялся в воздух, под крылом открылась переливчатая панорама огней. Операция началась, и я почувствовал вдруг себя, как Антей, оторванный от матери-земли, беспомощным и слабым. Еще несколько часов назад я спокойно разгуливал по московским улицам и слыхом не слыхивал про какое-то бистро в Париже, а завтра должен быть там и, может быть, под пулями. Уж очень быстрая перемена, поэтому и слабость, как у сердечника при резкой смене погоды. Надо как следует выспаться, полностью отключившись от Парижа, бистро, Брюсселя и этого полета. На мой знак подошла премиленькая, с ямочками на щеках стюардесса.
— Месье чего-нибудь хочет? — спросила она по-французски, полагая, что я франкоязычник.
— У вас есть снотворное? Я хочу всю дорогу до Брюсселя проспать, — попросил я ее по-русски.
Она улыбнулась и вытащила из кармана форменной куртки димедрол:
— Безвреден и быстро устанавливает сон.
Я закинул таблетку в рот, запил минеральной водой, и сон в полете был мне обеспечен. Проснулся, когда мы были на подлете к Брюсселю: первая же воздушная яма разбудила меня.
«Пристегните ремни», — загорелось впереди на табло.
— Мы идем на посадку, — сказала за моей спиной стюардесса. Она стояла рядом и смотрела на меня. — Вы хорошо отдохнули? — поинтересовалась она с очаровательной улыбкой.
Я кивнул — мол, выспался и почувствовал себя бодрым.
Если бы ты улыбнулась мне не служебной улыбкой, мне было бы, наверное, очень приятно, подумал я и так же дежурно улыбнулся ей в ответ.
Таможню наша группа прошла быстро — нас просто никто не досматривал. Здесь, на Западе, слишком хорошо знают, что у нас с собой нет ни оружия, ни наркотиков, ни золота, ни лишней иностранной валюты. Пограничный чиновник быстро поставил печати на наших декларациях и, не оглядывая наше стадо, отдал всю пачку паспортов старшему группы. В зале аэровокзала тот объявил всем, что во избежание неприятностей и возможной потери документов, все паспорта будут находиться у него. Никто не возражал, да и кому они нужны, эти красные книжки! Без них спокойнее, все равно никто не будет ходить отдельно от группы, если хочет еще когда-нибудь поехать за границу поглядеть на этот «несчастный» капиталистический рай.
Объявился гид. Говорил он по-русски с акцентом, но довольно понятно.
— Господа, — начал он прямо сходу, — четыре часа вы будете спать, потом завтрак, и мы поедем смотреть город. У вас в программе посещение интересных мест: на площади Гранд-плас Гильдейские дома — готика семнадцатого столетия. Вы увидите самую яркую достопримечательность Брюсселя — Колонну Конгресса с лестничными переходами, Брюссельскую Биржу, Ратушу, музей старинного искусства, музей современного искусства, Королевскую обсерваторию. А в Антверпене посетите дом знаменитого Рубенса и Королевский музей изящных искусств.
Выдав все это чуть ли не на одном дыхании, худой, прилизанный, весь отутюженный, в белой рубашке с галстуком гид царским жестом указал, куда следует идти.
Я мгновенно исчез, нырнув в соседнюю с выходом дверь, и очутился в коридоре, который, как я знал, выведет меня на площадь с другой стороны.
Выйдя из здания, я оказался перед огромным новым аэровокзалом «Сабена». Его белые стены играли в лучах направленного света. Я прошел к входу в аэровокзал и там сел в такси. Водитель, молодой парень, вопросительно поглядел на меня в зеркало.
— К собору Сен-Мишель-э-Гюдюль.
Машина обогнула площадь, и я имел возможность осмотреть, что было вокруг меня. Чего-либо необычного не заметил, но это еще не означало, что тут полная безопасность. Мне думается, что вся эта крикливая русская орава с внутренним сознанием собственного превосходства над несчастными фламандцами и валлонами, стонущими под игом капитализма, мало интересовала бельгийскую контрразведку, даже при том условии, что здесь, в Брюсселе, находился главный штаб НАТО.
У собора я вышел, расплатился с таксистом и, не смотря на то, что был занят чрезвычайно серьезным делом, не мог не обратить внимания на это прекрасное готическое сооружение, которому было уже более пятисот лет.
Хоть время и раннее, но двери собора уже раскрылись. Я вошел внутрь, как положено у католиков, преклонил колено, перекрестился всей ладонью слева направо и медленно пошел между рядами скамеек. Шестая спереди слева, подумал я и сел на это место. Провел рукой с нижней стороны столика и обнаружил гладкую узкую пленку. Я отлепил ее, прочитал информацию, посидел еще немного, склонив голову к столу. Это был католический собор, и, может быть, я совершал великий грех, что решил здесь помолиться. Я знал христианскую молитву «Отче наш» и шептал ее. Ну и что? Бог-то один для всех, Божья Мать тоже одна, поэтому, не смущаясь, я молился горячо и искренне. Что я просил у Бога и Божьей Матери? Я просил защиты от злых сил, просил помощи в моем деле. Просил Бога благословить меня на исполнение задуманного, спасти и помиловать меня, дать мне силы отточить мой разум, чтобы я мог под Божьей защитой сделать свое доброе дело. Может быть, все будет и не так, как я мыслю, потому что человек предполагает, а Господь располагает. И правильная сентенция: «Пути Господни неисповедимы». Все может обернуться не так, как было в мыслях моих, Шеина, Лазарева, Баркова. Я могу только удивляться тем чудесам, которые уготованы мне Богом.