Так, теперь мое место в этом спектакле. Я подхожу к бистро, у меня на руках шпиц. За счет вкладыша под губу на нижнюю челюсть под одну сторону морда — дебильная, особенно если улыбаться. Оглянув столики с идиотским видом, натыкаюсь на столик Баркова. Кругом будут люди — так выбрано время, — наверное, десятка полтора мужчин и женщин. Мне понравился столик Баркова, я поворачиваюсь к нему и говорю фразу по-французски: «Месье, пардон! Разрешите присесть?» — и выпучиваю до крайности глаза. Это для тех, кто сидит в углу, мужчины и женщины.
Барков читает газету «Фигаро», держа ее правой рукой. Это означает, что он готов к контакту со мной. Конечно, на его лице будет удивление и разочарование, когда он увидит идиота с собачкой. Но фраза «Вас не кусала собака?» — и я улыбнусь ему. Пароль и дебильная улыбка должны успокоить его. Не дожидаясь приглашения, усаживаюсь, шпиц у меня на коленях, лапами на стол. Все, кто нас пасет, должны видеть мои руки, что я ничего не беру и не передаю. Я разговариваю со своей любимой собакой тихо, доверительно, в самое ухо, потом целую, щиплю ее так, что она готова меня укусить, и спускаю на землю. Собака, конечно, рванет от меня. Я вскочу с криком: «Альфа! Альфа!», бегу за ней. Дело сделано, надо уходить, но это зависит от собаки. По всем данным, у нее два пути — либо через дорогу к фонтану и дальше, за угол, где стоит мой «мерседес» и живет сопляк-грабитель. Я буду гнаться за собакой и трясти тяжело животом, пока не нырну за угол.
Может побежать и в сторону арки и под арку. Мне это тоже годится. Теперь пусть берут Баркова. Будет ли за мной погоня? Чего там наперед думать! Будет — значит, будет. Все аксессуары изо рта долой, «живот» за первым же углом в сторону, усы, парик на ходу сдираю — и давай Бог ноги! Погоня мгновенно не начнется. Мой шпиц внесет некоторое сомнение, и у меня будет фора. Мужчина и женщина в углу контролируют связи Баркова. По рации передадут про идиота. Бросать им Баркова нельзя, может быть, идиот — это случайный человек, и они могут пропустить настоящую связь. Как бы хотелось! Конечно, по рации они пустят за мной ищеек, это факт.
Я услышал, как едва слышно скрипнула дверь чердака, и в проеме показался здоровенный детина в берете с чемоданчиком в руке. Такого кулаком не свалишь, да и ногой… Коль это контрразведка, то он обучен всяким приемам борьбы. А мне затягивать это столкновение нельзя. Я вытащил из-за пояса «магнум» с заранее навернутым на ствол глушителем и затаился за кирпичной трубой.
Он также осторожно, чтобы не скрипнула дверь, прикрыл ее. Едва уловимо для слуха щелкнула задвижка.
Очень хорошо, подумал я, значит, он будет здесь один.
Мягко ступая, он пошел на свет к слуховому окну. Сейчас пройдет мимо трубы и сядет на свое место из кирпичей. Я окажусь у него за спиной…
Он постелил газету на кирпичи, уселся напротив окна, положил на пол чемоданчик, открыл его и вытащил радиотелефон. Что-то кому-то негромко сказал по-французски — вероятно, сообщил, что находится на месте и готовится к выполнению своей миссии. Задвинув антенну, сунул его обратно и принялся копаться в чемоданчике, чем-то позвякивая.
Собирает винтовку, догадался я и решил, что настало время действовать. Я высунулся из-за трубы, по-кошачьи ступая, сделал шаг, второй. Он что-то учуял и резко повернул голову. Я не увидел его глаз, испуга или удивления на лице — было маловато света. Со всей силы, на какую был способен, нанес ему удар пистолетом прямо в левую височную кость. Удар был скользящий и дальше пришелся на переносицу. Глухой хруст дробящейся кости. От такого удара его отбросило назад, он захрипел в агонии и отключился.
Кровь сразу стала заливать лицо. Не хотел я его убивать! Не хотел! Зачем он обернулся! Так бы дал ему по черепу стволом пистолета, часа на два выключил и связал. Зачем он обернулся?!
В кармане кожаной куртки обнаружил удостоверение сотрудника Си-Ай-Эй «Сентрал Интеллидженс Эдженси» — попросту Центральное разведывательное управление.
Значит, за Барковым ходит ЦРУ и французскую Сюртэ сюда не посвящают. Хвост притянулся из Ливана. Выходит, очень велика опасность раскрытия агентуры американской разведки из одесской госбезопасности. Ну что ж, капитан Вальдемар Тоскано, теперь уже майором тебе не быть… Пощупал пульс — ничего.
Я поглядел на винтовку. К ней уже был приложен оптический прицел. Эта конструкция мне была совсем не знакома, наверное, спецзаказ для грязных дел. Из коробочки вытащил патрон. Свинцово-тусклый наконечник пули не мог меня обмануть — это была разрывная пуля с нитроглицерином или ртутью, входное отверстие маленькое, а сзади снесет полчерепа. У японцев были пули «дум-дум»: входит в тело и разворачивается лепестками, запросто могла оторвать руку или ногу, а уж мозги из китайцев вышибала без труда. После «дум-дум» мало кто попадал на госпитальную койку.
— Так ты, сволочь, хотел разнести череп Баркову! Значит, по твоим замыслам я тебе отвесил как надо! — то ли разозлившись на этого убийцу, то ли пытаясь оправдаться, что перестарался со снайпером, процедил я сквозь зубы целый набор ругательств.
На лестничной площадке никого не было, только шум проезжавших по улице автомашин едва доносился до моего слуха. Время рандеву с Барковым приближалось. Я вернулся к магазину Бушерона, витрину которого украшали аппетитные фрукты и овощи, сел в «мерседес», не испытывая ни волнения, ни угрызений совести, а весь поглощенный мыслью об операции. Наверное, острое напряжение выключило из моего сознания то, что я только что совершил.
Шпиц ткнулся в мою руку мордой — видимо, привык, что его чем-то подкармливают, — но я оттолкнул его. Мне не надо, чтобы он ко мне привыкал. Пусть думает, как от меня сбежать.
Еще десять минут — и можно выходить. Я закрыл глаза и представил себе всю сцену до момента, когда брошусь догонять шпица. Дальше в моем представлении картины не было, все было нечетким, хотя я знал, что сразу рвану на «мерседесе» и через несколько кварталов, возле Елетики, его брошу. Через проход в торговом центре выскочу на другую улицу, там стоит запасной «пежо». Дальше ничего конкретного.
Десять минут истекли, я взял шпица и пошел обратно, туда, к бистро. Едва я высунулся из-за угла, как за столиком увидел Баркова. Он держал правой рукой «Фигаро», а левой чашку с кофе. Видно, ему показалось, что его оставили в покое и горизонт чист, поэтому Барков дал сигнал, что с ним можно идти на контакт…
Уже третий день Алексей водил за собой контрразведку и был уверен, что это Сюртэ. Он знал, что за ним установили слежку, они искали его связь, потому что не были уверены, получил ли он от месье Нанта информацию.
Алексей не знал, что там, в Бейруте, Нанта, завербованный сотрудником ГРУ, уже два месяца снимал у меняльных валютных лавок моряков с советских судов. Он сделал свою роковую ошибку, поинтересовавшись у менялы, зачем тот покупает так много червонцев. ЦРУ насторожилось. Меняла был не простым менялой, а завербованным американской разведкой агентом, которого снабжали долларами исключительно для операций с советскими моряками. Все меняльные лавки заставили прекратить работать с червонцами.
Практически Нанта сам полез в западню, когда обнаружил именно эту меняльную лавку. Задание он получил простое и безопасное: снимать всех, кто будет менять червонцы на доллары. Он наблюдал, как моряки с торговых судов бегали от лавки к лавке, предлагали червонцы, но менялы отказывались их брать. И, наконец, они появлялись у этого жирного борова в турецкой феске. Он без лишних слов забирал у них червонцы и обменивал по собственному курсу. Для Нанта задача облегчилась, он крутился возле лавки этого борова и снимал, конечно, секретной съемкой. Свой «Аякс» он держал в видавшем виды пиджаке. Непосвященному и в голову не пришло бы заподозрить этого полубродягу, которых в Бейруте тысячи, в чем-то неблаговидном.
Потом Нанта почувствовал что-то неладное: пару раз в меняльную лавку заходили двое европейцев и уединялись с менялой в задней комнате. Нанта на всякий случай снял этих господ и первый, и второй раз. С менялой они говорили по-арабски, и Нанта лишь раз уловил одну фразу, которая его и насторожила: «…мы достаточно даем тебе долларов…» Тогда он и совершил свою роковую ошибку и вскоре уловил, что ему стали дышать в затылок. Время было сворачивать фотосъемку и немедленно уходить. Он окончательно понял, что его бизнес таит серьезную опасность. Нанта еще раньше договорился с хозяином фелюги и ночью ускользнул от наблюдения. Фелюга вывезла его в открытое море, а там подобрал небольшой бот. «Аякс» он бросил за борт. До Франции добрался благополучно.