Хотя версия Сангинова о случайном выстреле при попытке поднять упавшее с земли ружье была явно несостоятельна (в таком случае направление раневого канала в теле потерпевшего имело бы не горизонтальное направление, что установила экспертиза трупа, а выраженный угол наклона снизу вверх), дотошный Александр Большаевич не удовлетворился этим и решил провести следственный эксперимент. В чистом поле, то бишь на реальном месте происшествия — стоянке Хунарикова, используя статиста и самого Сангинова, с помощью двух специалистов, «вооруженных» геодезическими приборами — теодолитами, Бадаев отследил траектории выстрелов при двух вариантах: по версии Сангинова и при прицельном выстреле в Хунарикова. Этим самым он еще более усилил доказательную базу обвинения. Он полностью исключил шанс отправить дело на дополнительное расследование и подтвердил древнюю латинскую поговорку — «Non numeranda, sed ponderanda argumenta» — «доказательства ценятся по качеству, а не количеству».
Я далек от мысли, что расследование убийства, о котором я рассказал в этом очерке, войдет в анналы следственной практики. Мне оно запомнилось четкой связкой следователь — судебно-медицинский эксперт, продуманностью и целесообразностью следственных действий, где каждый пункт обвинения подкреплялся не только свидетельскими показаниями или работой розыскников, но и объективными экспертными исследованиями. Даже сейчас, спустя много лет, помню, что работать с Александром Большаевичем Бадаевым было интересно и приятно.
Раскопки в хуторе Ажинов
Эксгумация, описанная в этом очерке, хотя и не связана с расследованием уголовного дела, но стоит на особом месте в моей профессиональной биографии. Участие в ней знаменательно для меня по многим причинам.
Речь идет о раскопках останков воинов 110-й Отдельной Калмыцкой кавалерийской дивизии (ОККД) в хуторе Ажинов Багаевского района Ростовской области в конце сентября — начале октября 1991 года.
Кто-то из писателей-фронтовиков в одном из интервью сказал, что Великая Отечественная война не может считаться оконченной, пока прах последнего советского солдата не найдет своего успокоения, то есть не будет погребен с соблюдением всех воинских почестей.
В нашей стране этот вопрос, к сожалению, был актуален в то время (да и сейчас не меньше), как нигде в цивилизованном мире. Я и сам по молодости считал национальным позором то обстоятельство, что истлевающие останки погибших воинов прошлой войны и по сей день лежат по лесам, болотам и степям, там, где их застала смерть.
Но постепенно мой максимализм был несколько смягчен; достаточно вспомнить первые два года войны, когда в немецкое окружение попадали не только отдельные дивизии, но и целые армии. Говорить о захоронении погибших при таких экстремальных условиях просто некорректно. Кстати, после перелома в ходе Великой Отечественной войны, когда наши войска погнали фашистов на запад, похоронные команды работали четко и со своими функциями справлялись, о чем мы находим подтверждение у военных историков.
Тем не менее проблема остается, и хотя она постепенно решается, но слишком уж медленно.
В стране существует множество самодеятельных и организованных под вывесками самых различных ведомств поисковых групп, отрядов и клубов, куда входят люди различных возрастов и профессий; самое отрадное, что в них немало молодежи. Эти поисковики-энтузиасты заслуживают самых хороших слов за то доброе дело, которое они делают практически за свои деньги и в свое личное время, используя отпуска для полевых изысканий. Они ведут настоящую патриотическую работу по увековечению памяти тех, кто погиб, защищая нашу Родину.
Но есть и определенные минусы в их деятельности, которые ни в коей мере не снижают общего пафоса этого движения. Просто, не являясь в полном смысле профессионалами, не владея научной методикой раскопок и консервации находок, они в ходе поисковых работ утрачивают много ценного материала (вещевых находок, документов, превратившихся за долгие годы в труху), не анализируют причину смерти погибших (или делают это на глазок), не имеют возможности систематизировать скелеты при их массовом обнаружении. Я сам видел кадры хроники, где были показаны ящики, набитые черепами и костями, а голос диктора за кадром, комментировавшего видеосюжет, на котором один из поисковиков держал в руках бедренную кость человека, с маниакальным упорством называл эту кость берцовой. Казалось бы, мелочь, не имеющая существенного значения, но неприятный осадок от подобного дилетантства в душе остается.