Выбрать главу

Когда я был в училище, то мечтал попасть в учебную дивизию. А туда отбирали лучших! Обыкновенно взводным был старший лейтенант или даже лейтенант. Больше ты не получишь. А в учебной дивизии это уже капитан. Пусть я еще лейтенант, но у меня уже капитанская должность. И получаю я больше. Ротный командир везде — капитан, а в учебных подразделениях — майор. Так же было и в военных училищах. Для каждого офицера попасть в учебную дивизию — было мечтой!

Попадаю я туда и сразу же удивляюсь, какое говно нам дают и заставляют делать из этого говна сержантов. Он придет в войска и сержантом не будет, с него сорвут эти лычки и назначат сержантом хорошего солдатика, который у них там свой есть. Зачем же мы гробим народные деньги, зачем мы это делаем?

Попав в учебную дивизию, я попытался с этим разобраться, и разобрался. А потом и британцам, и американцам все это рассказал. Я с этой системой лично был совершенно не согласен!

Итак, раньше, при Сталине, были полковые школы. Вот тебе полк мотострелковый, в нем три батальона, отдельные батареи и так далее. И, кроме всего, было подразделение, которое называлось «полковая школа». Самого злого командира роты, первого кандидата на батальон, ставили командиром этой полковой школы. Допустим, ты, командир роты, получил новое пополнение.

Посмотрел быстро, кто пришел… Ну, видно же сразу, кто служить будет.

Лучших посылают в своем же полку в полковую школу. И через десять месяцев, через год он возвращается. При Сталине была служба три года, из них год в полковой школе, а полковая школа была краса и гордость полка. Если нужно показать учения, гимнастику, ну, любую показуху делать, это делает полковая школа! Туда отбирали лучших со всего полка. Через год ему пришивают лычки, и он возвращается в свою роту. Я, командир, его туда отправляю, я знаю, что через год он придет ко мне обратно. Я могу за это время уйти, но кто-то другой придет на мое место. Какой-то взводный, который придет на мое место, он же заинтересован в этом. Он отправил солдатика, зная, что если он будет не взводным, а ротным — все равно его заслуга. Все офицеры полка были заинтересованы отправлять туда самый цвет. В целом было говно, но все-таки из говна можно было что-то выбрать.

Однако что получалось в результате? Получалось, что туда, в полковые школы, отбирали украинцев, татар, и к ним еще примыкали литовцы. То есть хороший сержант — это хохол. Или татарин. Или литовец. А из узбека ты хорошего сержанта не сделаешь. Это лежит в национальном характере. Грузин может быть хорошим офицером, но хорошим сержантом он быть не может. Офицером — умным, грамотным — может! А вот придираться по мелочам (застыбнить пуговку!) грузин не будет.

А у нас армия мобилизационная. Это означает, что объявляется мобилизация, и в Грузии, допустим, дивизия сокращенного состава пополняется мужиками, которые живут недалеко отсюда. Но сержантов в нужном количестве ты призвать не можешь, потому что среди грузин мало сержантов. В Узбекистане объявляется мобилизация — нет там сержантов. То же в Киргизии — нет сержантов запаса. Из казахов — может быть. А хохлы — они все сержанты, там рядовых мало!

Поэтому полковые школы были ликвидированы, вместо них были созданы учебные дивизии, которые готовили сержантов на всю Советскую Армию. Я служил в 66-й гвардейской учебной мотострелковой дивизии. Город Черновцы. Мы готовили каждый год два выпуска по максимум десять тысяч сержантов (иногда — пять-шесть тысяч), то есть 10–20 тысяч сержантов в год.

Генеральный штаб сидит и рассчитывает: для Узбекистана надо накопить в запасе столько-то сержантов танковых войск, артиллеристов-сержантов — столько-то, ракетчиков-сержантов на такую-то ракету — столько-то. Отбирают нужное количество пацанов, загоняют их в эшелон, гонят к нам и говорят: «Вот делайте сержантов из узбеков». Потом приезжает эшелон азербайджанцев — «Делайте из них». Мы делаем, а их потом разгоняют по всей армии. Потом они демобилизуются, и где-то записано, что нужное число сержантов для пехоты, для артиллерии — заготовлено, для танковых частей — заготовлено. А они — говно!

Вот американцы этого понять не могли. Оттого я противник этих учебных дивизий, что сам был вынужден быть отличным командиром взвода и роты, а быть отличным командиром взвода и роты и подняться выше можно было только с помощью очковтирательства. Потому что нельзя из человека, который не говорит по-русски и служить в армии не хочет, за шесть месяцев сделать не просто сержанта, да еще отличника. Вот у всех моих товарищей выпуск — все отличники. А у меня — нет. Они получат повышение, а я не получу. Так что, я дурнее их? Нет. Тогда и я вынужден химичить. Точно так же, как и любой председатель колхоза должен был приписывать нолики и крестики куда угодно, иначе его закусают!