— Господин, — засыпая обратился Виштаспа к Заратустре, — могу ли я научиться твоему знанию, чтобы читать души людей, как ты?
— Хорошо, — сказал Заратустра. — Тогда сначала попробуй проглотить Землю и Солнце, а звезды оставь себе на ужин. Если же тебе это покажется чересчур много, начни с малого.
ДЕРЕВО ЖИЗНИ
Долгие вечера проходили у Вишитаспы в беседах с Учителем. Только не было в этих беседах ни наставлений, ни тайных истин. Каждое слово Заратустры было загадкой для юноши, и он даже не понимал, почему называет Учителем Заратустру. Заратустра же часто садился на берегу реки, глядел закрытыми глазами на воду и, как слепой, перебирал руками прибрежную гальку. Он был молчалив и задумчив.
— Что ты делаешь? — однажды спросил его Виштаспа, пытаясь разгадать, что видит Учитель на берегу реки.
— Я пью сок дерева Жизни, — не раскрывая глаз ответил Заратустра и даже не обернулся к ученику. Это обидело Виштаспу, и с горечью в голосе юноша воскликнул:
— Учитель! Вот уже долгие дни я хожу за тобой как тень. Я называю тебя Учителем, но скажи мне, чему ты научил меня? Или я недостоин, по-твоему, узнать великие секреты того, что ты называешь «магия»? Ты дразнишь меня, но всегда уходишь от ответа, когда я спрашиваю тебя! Почему? Почему ты отвечаешь мне сейчас: "Я пью сок дерева Жизни"? Дай и мне отведать этого сока!
Заратустра остался невозмутим и камешки в его руке продолжали играть, как и минуту назад.
— Ты тоже пьешь этот сок, Виштаспа. И он приходится тебе по вкусу. Но ты ведь не замечаешь воздух, который вдыхаешь. И не замечаешь жизнь, которую живешь. Как можешь ты замечать тогда тот живительный источник, который вливает в тебя жизнь? И ты напрасно говоришь, что ничему не научился за это время. Ты научился задавать вопросы. Теперь тебе осталось научиться находить и терять ответы.
Виштаспа огорченно сел рядом с Заратустрой.
— Все равно я не понимаю тебя. Учитель. Наверное, я глуп, что не могу разгадать твои слова.
— Глупый не задает вопросы. Глупый и так все знает. Если хочешь, я расскажу тебе одну притчу. Но не торопись, если окажется, что ты уже слышал ее. В этой притче вопросов больше, чем ответов на них.
Виштаспа покорно вздохнул и, заметив это, Заратустра весело рассмеялся.
— Наберись терпения, мой друг Виштаспа. Каждый день ты слушаешь пение птиц, шорох ветра и журчание реки. "Что особенного в этих звуках?" — спрашиваешь ты до тех пор, пока однажды не услышишь в них сокровенного от людских ушей смысла. Но ты же не станешь перебивать ветер, крича ему, что ты это уже слышал однажды. Пусть и мои слова будут для тебя как ветер. Быть может, они пролетят незаметно, а может быть, оставят в твоих ушах добрый след.
Услышав эти слова, засмеялся и Виштаспа.
— Хорошо, Учитель! Я готов слушать тебя до бесконечности. Пусть еще раз в моем сердце загорится огонек надежды. Надеюсь, ты не потушишь его своим ветром.
Река продолжала журчать у ног Заратустры и казалось, не было никакого молчания между словами.
— Скажи, Виштаспа, для какого дела был посеян первый человек на земле? Для злого или для доброго?
— Одни говорят, для злого, другие — для доброго, — пожал плечами Виштаспа. — Крестьянин верит, что он рожден пахать землю, воин — чтобы воевать, а Верховный жрец при дворе моего отца говорит, что люди рождены для греха и соблазна. Кто из них прав? Я думаю, что мы рождены для познания. Ну, а добрые ли это дела или злые, это мне неведомо. Каждый полагает по-своему.
— Вот видишь, как ты умен, мудрый Виштаспа! В моих словах нет насмешки, и улыбка моя искренна. Ведь даже собака знает, что такое добро и зло. Она может стащить у хозяина кусок мяса, но посмотри, как она виновато виляет хвостом, пытаясь загладить вину, когда хозяин вернется. Таким сперва был и человек. Все было просто для него, и жизнь казалась прогулкой рядом со всемогущим хозяином. Достаточно было слушать все его указания, чтобы хозяйская палка не причинила боль, но даже когда хозяин наказывал человека, за этим все равно виделся добрый отец, который не даст тебе сбиться с пути, намеченного им.
— Я понял, Учитель, — воскликнул Виштаспа. — Ты говоришь о сотворении человека и о его жизни в раю. Я много раз слышал эту историю от нашего жреца. Но потом человек ослушался хозяина. А точнее, Бога.
— А тебе, Виштаспа, когда-нибудь хотелось заговорить с собакой? Ты ни разу не жалел о том, что твой любимый пес только виляет хвостом, гавкает и лижет твое лицо? Конечно, тебе становилось грустно, когда рядом с твоим любимым псом ты был одинок в своих мыслях. Может быть поэтому люди больше желают детей, чем собак? А сколько ты раз слышал о том, что человек сотворен по образу и подобию Божьему? Разве для того, чтобы бродить за хозяином послушным и молчаливым псом?
Виштаспа залился звонким юношеским смехом.
— Учитель! Если бы тебя услышал наш жрец, он бы стал требовать у отца твоей казни, как сквернослова и богохульника. Он бы сказал, что ты носитель смуты и беспорядков.
— А я и есть носитель смуты, так что в словах его нет лжи и лукавства. Ты ведь помнишь о том, что в райском саду росло два дерева: одно из них было деревом познания добра и зла. И когда первый человек отведал от него, он стал сомневаться. В нем поселилась смута и он испугался, увидев зло там, где не было его вовсе. Я тоже ел от этого дерева. И потом, когда ошибался в своих делах, грозная неумолимая сила опрокидывала меня вниз. Чтобы затем вновь мучительно подниматься к блаженным высотам истины. И Бог терпеливо ждал, когда у меня откроются глаза, прорежутся крылья и жилы окрепнут для новых усилий. Ведь в том саду было еще одно дерево.
— Это дерево Жизни, — кивнул головой Виштаспа. — Ты называешь его деревом Хаомой. Но ведь Бог не дал первому человеку выпить его сок, испугавшись, что человек и сам станет Богом.
— Тогда скажи мне, мудрый Виштаспа, — Заратустра снова закрыл свои глаза. — Какая сила дает тебе Жизнь? Какая сила гонит твою кровь по жилам и заставляет биться твое сердце, когда оно сгорает от желания жить? И какая сила заставляет тебя задавать вопросы, мучая отсутствием ответа на них? Разве ты не называешь эту силу жизнью, как Всевышнего называешь отцом небесным? Если же нет, тогда продолжай слушать ветер. У него ты научишься большему.
НЕ ЖЕЛАЙ ЧЕЛОВЕКУ ПУСТОГО СЧАСТЬЯ
Для счастливого жизнь полна, как веселая чаша, для скорбящего весь мир покрывается мглой.
Однажды Заратустра и юный Виштаспа проходили мимо небольшого городка по дороге, ведущей в страну арианов. День был весенний и ласковый, и на душе у юного Виштаспы пели соловьи. Заратустра же, как всегда, был невозмутимо задумчив.
Дорога была пуста, и желтую пыль на ней еще никто не успел потревожить.
Внезапно до путников долетел какой-то жалобный звук, как если бы кто-то стонал от безысходной тоски и отчаянья. Виштаспа нахмурился и мысли его приняли другой оборот.
— Учитель, — встревожено обратился он к Заратустре. — Ты слышал эти звуки? Кажется, это плачут люди. Уж не случилось ли в том городе какой-либо беды?
Заратустра оторвался от своих мыслей и, посмотрев на городские стены, тихо произнес:
— Сегодня утром некий ремесленник полез на крышу, но оступился и свернул себе шею. Это плачут его родственники, потому что они не могут понять случившееся, и оно их пугает. Прислушайся, разве ты сам не видишь, что произошло сегодня?
Однако сколько ни напрягал Виштаспа слух, ничего, кроме жалобных стонов он разобрать не смог, и потому ему показалось, что Учитель насмехается над ним.
— Город далеко, — пожал плечами он, — и слова сливаются с ветром. Я думаю, Учитель, что и ты не мог бы расслышать слов.
Подобный ответ не смутил Заратустру: