- От культуры? - насторожился Жорж. - Что вы под этим разумеете, капитан?
- От культуры, - уверенно повторил капитан под одобрительные кивки товарищей. - Обыкновенной, и даже сверх того: высочайше, так сказать, утвержденного образца. Дело в том, изволите видеть, что в ознаменование его деятельности (исключительный, прямо надо сказать, был охотник: водил нашу команду охотничью - я ей командир - и по кабанам и по тиграм; обложит зверя - прямо-таки на блюде подает, такая стерва!) подарил ему батальон по случаю девятнадцатого тигра винтовку на замен его мултука. Доволен был Ахметка сказом не сказать! "Сколько, - говорит, - тигров бил, всегда хотел промеж глаз стрелить: боялся - пуля не возьмет. Теперь возьмет: казенная!" И что бы вы думали? Недели не прошло - обложил тигра. Пошли. Идем. Я ему говорю: "Ну, твой на сей раз выстрел, Ахметка: винтовку обновить". Смеется: "Мой выстрел. Своего бога молил, твоего бога молил, смотри, что будет". Он, сказать надо, и по религиозной части дошлый был, рассобачий сын. С отцом Георгием, священником нашим, прямо сказать, друзья. Батя и то смеялся: "По тигровому делу нельзя иначе. По божественному разряду требуется перестраховка". Подняли тигра. Ну, зверь! Давний, надо думать, людоед. Шкура вся как есть облезлая - смотреть не на что. У людоедов, знаете, шерсть облезает вся: на ковер ее - никоим способом. Такие тигры от охотника, извините, не бегают. Сразу же хвост по камышу, прицел к прыжку. Ну да и Ахметка без прозева: ка-ак резнет его из берданки, накоротке... пятнадцати шагов не было: свалился тигр, как подкошенный. Рад Ахметка, кричит: "Видал, ваше родия, как я ему голову дырил!"А в тот миг тигр-то наш как перевалится на брюхо - раз! Не успели мы и затворами щелкнуть - смял Ахметку. Грешен и я: метнулся спервоначалу в сторону: показалось - на меня. А тут счет, прямо сказать, на секунды.
- Ушел тигр? - чуть руками не всплеснул Басов.
- Нет, уходить зачем? Уйти не дали, - спокойно сказал, вновь приступая к ломтю с медом, штабс-капитан. - Убили тут же, на Ахметке. Да Ахмета-то, собачьего сына, он уже успел задрать: всю шкуру спустил с черепа. Так и бросили. А все винтовка. С мултуком, с некультурным, этого бы не случилось. Бил бы, как раньше, по убойному месту, а тут форснул культурой, а от нее, извините, одно оглушение.
- Ну, ты опять о печальном, - томно проговорил приведший нас адъютант. - О людоеде, о культуре и прочем. Это и нам, и гостям ни к чему.
- Верно, - поддержал кто-то с дальнего края стола. - Отец командир! Время к закату, не пора ли к вечерней молитве строиться.
- Время, точно, - крякнул батальонный. - Господа офицеры! По звуку команды офицеры мгновенно отставили стаканы с чаем и вытянулись.
- Срочно, лично, секретно! - скороговоркой пропел адъютант, держа руку у козырька неведомо как оказавшейся у него на голове фуражки. - Запросить господ офицеров N-ского линейного стрелкового Его Величества батальона: простую зорю или зорю с церемонией?
- С церемонией, - подмигнул нам штабс-капитан, рассказывавший о тигре.
И все на разные голоса согласно подтвердили:
- С церемонией.
- Онипчук! - крикнул командир. - Готовь с церемонией.
- Слушаюсь! - отозвался голос из-за двери. Офицеры поспешно стали снимать кителя. Адъютант, посвистывая, отстегнул будто невзначай шпору.
- Левченко, не лукавь! - погрозил ему пальцем батальонный.
- На тигров в шпорах не полагается, - начал было Левченко. Но полковник окрысился:
- Устав знаешь? Тебе зачем шпоры даны, перед барышнями хляскать? А боевой случай - так ты без шпор? На тигра - так без шпор? Посажу на гауптвахту!
- Позвольте, я не совсем понял: при чем тут, собственно, тигр? осведомился вдруг забеспокоившийся слегка Басов.
- Как при чем? Сейчас мы вам тигра покажем. В натуральную величину. На задних-с лапках!
- Да где же он у вас здесь? В клетке, что ли? Или... чучело?
- Чу-чело?! Ты слышишь, Левченко? - задавился хохотом штабс-капитан. Живехонький, дорогой мой. Вы думали: зоря с церемонией в боевом-то, в гвардейском, так сказать, стрелковом батальоне - это что? Трень-брень, шуточки? Тигр-с, сударь! Не видели? Не слышали? Увидите! Кому первому идти, господа? Или гостям без конкурсу?
- Нет, зачем же? Надо поровну, по-товарищески. - (Это - Фетисов.)
- Правильно. Первое правило игры. Савельев, давай жребий.
Савельев, худенький поручик с хохолком, уже встряхивал в фуражке бумажные свернутые ярлычки. Онипчук, денщик, просунул голову в приотворенную дверь:
- Готово, вашбродь!
Мы, гости, все же тянули жребий первыми: бумажки оказались пустыми; за нами - офицеры, в порядке старшинства. Шли тоже пустышки. Наконец один из поручиков, развернув свою бумажку, кашлянул и прочитал:
- "Тигр".
- Твое счастье, Петруша. Пожалуйте, господа!
Батальонный распахнул дверь в соседнюю комнату.
Мы вошли, невольно осматриваясь. Но в комнате ничего особенного не было; бросалось в глаза лишь отсутствие мебели. Только по самой середине белел накрытый длинной скатертью стол, обставленный стульями. Перед каждым стулом - рюмка водки; посередине стола, шеренгой, тарелки с закусками и хлебом; бутылок не было. У дверей навытяжку Онипчук и еще какой-то солдат: винтовки - "к ноге".
Все сели, кроме Петруши. Да ему и стула не было. Он пошептался с батальонным, перекрестился:
- Ну, Господи благослови! " И вышел в охраняемую солдатами дверь.
Машинально я протянул руку к стоявшей передо мною рюмке. Но сосед остановил:
- Храни вас Бог. Слушайте.
Все замолкли, напрягая слух. Стало неспокойно. Не может быть спокойно, когда шестнадцать здоровых и крепких людей вслушиваются в тишину, затаив дыхание.
В соседней комнате - не в той, из которой мы вышли, - послышалась какая-то возня, потом дикое рычание и неистовый вскрик: мы узнали голос Петруши:
- Тигр идет!
- Скорей лезьте под стол, - шепнул сосед слева.
- Под стол?! - вспыхнул я было от обиды.
Но, к удивлению моему, второй сосед мой, адъютант Левченко, без малейшего смущения, звякнул шпорами, легко юркнул под скатерть. Более того, сам полковник, улыбкой раздувая усы, подтягивал брюки, явственно собираясь последовать его примеру. И на той стороне сидевшие один за другим пропадали под столом. Полез и я. Через минуту все шестнадцать были в сборе, на корточках, прикрываясь свисавшими полотнищами скатерти.
Дверь хлопнула. Нагнувшись, я увидел приближавшиеся ноги в высоких сапогах. И затем - голос Петруши:
- Раз!
Он сделал шаг вдоль стола, лихо сомкнув каблуки.
- Два!
Еще шаг.
- Три!
Мы сидели не шевелясь. Ноги обошли стол. До нас долетало:
- Десять... Одиннадцать...
И довольное покряхтывание.
- Последняя!
Без всякой вежливости, боднув соседа головой, Левченко устремился из-под скатерти. Я за ним. У пустого стола сидел, несколько разрумянившись, Петруша и с аппетитом закусывал. Все шестнадцать рюмок были пусты.
Левченко быстро сел на ближайший стул.
- Скорее занимайте место!
Я поторопился сесть. Вовремя! Потому что со всех сторон, спеша и толкаясь, подымались из-под стола фигуры. Кто запоздает - останется без места.
Без места остался Фетисов, намеренно задержавшийся под столом. При общем смехе его отправили в соседнюю комнату - "тигром". Онипчук с солдатом, отложив винтовки, внесли одну за другой три четвертных. Поставили у окна.
- Заряжай.
Старательно поддерживая бутыль, солдаты вновь наполнили рюмки.
И, едва налив, Фетисов не совсем уверенным голосом крикнул:
- Тигр идет!
И все снова поскидывались со стульев. Надо отдать справедливость Петруше: несмотря на шестнадцать рюмок, он соскочил на пол с чрезвычайной, совершенно балетной легкостью.
На Фетисова надежды у нас были плохи: управится ли он с шестнадцатью рюмками? Он и сам в себе, видимо, не был уверен. По крайней мере, его ноги в обтянутых брючках со штрипками подрагивали, когда он подходил к столу.