Тамара окликнула спешившую к столу по проходу Наталью Николаевну:
- Наташа, познакомь меня с ним.
- Ого! - сказал Чермоев и налил глаза кровью. - Вам этот рассказишко действительно так понравился?
- Рассказ? - Удивление Тамары было искренне. - При чем тут рассказ? Он сам мне понравился.
Чермоев оглянулся на товарищей:
- В таком случае вы ставите его под риск.
Тамара прищурилась холодно и явно небрежно:
- То есть?
Она встала и вышла в проход: Наталья Николаевна уже подходила с писателем. Чермоев проговорил торопливо, захлебываясь:
- Вы полагаете, что порядочный офицер потерпит, чтобы ему... кто-нибудь... тем более штатский... стал на дороге?
- Тигр идет! - фыркнул Бистром. - У вас, если не ошибаюсь, тигр в гербе, господин хар-рунжий?
Слово - врастяжку, явной издевкой, как плевок: - Хар!
Офицеры расступились перед Топориной.
- Вот... Андрей Николаевич! - сказала она и отвела глаза. - Вы за ужином сядете вместе? Смотри, Тамарочка, не раскайся: я потом скажу почему.
Смеясь, она погрозила пальцем и отошла.
Писатель поцеловал протянутую руку и задержал ее в своей:
- Не верьте. Раскаиваться не придется.
Чермоев мотнул головой:
- Как кому.
Писатель вопросительно посмотрел на хорунжего и взял под руку Тамару; она, чуть вздрогнув, прижала ему локоть тревожным намеком:
- Идемте.
Но Чермоев заступил дорогу, широко расставив ноги в мягких, неслышных кавказских сапогах.
- Из-ви-ня-юсь... - протянул он, нарочито картавя и качая кинжалом на туго перетянутой осиной талии. - Ра-аз-решите спросить: приняли ли вы во внимание, что рассказ, который вы... э... э... имели смелость...
Брови писателя сдвинулись. Тамара испуганно смотрела на окружающих офицеров: лица и у них потемнели, как у Чермоева. Они сдвинулись теснее и ближе.
- Потрудитесь выбирать свои выражения, господин хар-рун-жий.
Опять - "хар", как у Бистрома. Чермоеву перехватило горло: от кирасира еще можно стерпеть, но от шпака!..
- Оскорбление мундира! - выкрикнул он. - Вот что такое ваш рассказ. Представлять в таком виде господ офицеров...
- Совершенно правильно! - отчеканил Бибиков и стал рядом с Чермоевым.
Он видел лицо Тамары, ее загоревшиеся, обращенные к чеченцу глаза, и решил вырвать у него честь удара.
- Оскорбление офицерской чести. И это, конечно, не пройдет вам безнаказанно.
Тамара осторожно потянула свою руку, но писатель, улыбнувшись, не пустил.
- К вашим услугам, господа, - сказал он подчеркнуто небрежно. Лицо стало неестественным и противным, как у всех кругом. Он поискал глазами по опустевшему уже почти залу и окликнул: - Княжнин!
Рослый конногренадер, шедший к двери, обернулся, кивнул дружески и подошел:
- A vos ordres!
- Будь добр, условься... - Писатель показал глазами на Бибикова и Чермоева, сделал общий полупоклон и вышел из офицерского круга, уводя Тамару.
* * *
- Дело чести? - спросил Княжнин. Улыбка сошла с лица, оно стало сухим и вызывающим. Он вскинул каску, которую держал в левой руке, и накрылся: переговоры о дуэли ведутся с покрытой головой. Один из конвойцев тотчас же надел папаху. Надвинул фуражку и Бистром, по знаку Бибикова.
- Вызов ваш? - Конвоец и Бистром взяли под козырек. - Стало быть, встреча на рапирах.
Конвоец оглянулся на Чермоева:
- Почему?
Конногвардеец смерил его взглядом:
- Право выбора оружия, как вам должно быть известно, по дуэльному кодексу принадлежит вызванному. Как вы полагаете, какое оружие должен я выбрать для моего доверителя, если он только что получил на Стокгольмских международных состязаниях второй приз за бой на рапирах?..
- Вот где я его видел, - процедил сквозь зубы Бистром. - В фехтовальном клубе. Ну да, конечно же, вспомнил. Это - первоклассный клинок. Мне в голову не пришло... Я уверен был - однофамилец.
- Тот самый, - хладнокровно подтвердил Княжнин. - Так как, господа? Угодно сейчас же приступить к выработке условий? Кто вторые секунданты с вашей стороны? С нашей вторым будет штаб-ротмистр князь Ливен. Он здесь, я его сейчас позову.
Конвойцы переглянулись. Тот, что был в папахе, отвел Чермоева в сторону:
- Брось! Не стоит связываться. В конце концов... Из-за бабы. И с переводом в конвой могут быть осложнения. У нас еще ни одного случая не было, чтобы конвоец - и на дуэли...
Чермоев смотрел в пол, посвистывая. Он ничего не ответил. Да и что отвечать: не везет так не везет! Очевидно, и эта карта бита. Конвоец снял папаху и подошел к Княжнину:
- Поскольку вызов сделан хорунжим Чермоевым и... - он поклонился в сторону Бибикова, - поручиком... Чермоев считает долгом своим уступить честь удара поручику, как старшему - и по чину, и по гвардейскому его мундиру. Тем более что и по формальным соображениям... конвой Его Величества...
- Compris! - Конногренадер поклонился с явной насмешкой. - Inutile de mettre la pedaille... Поручик Бибиков?
- Я, конечно, не отказываюсь, - с ударением на "не" твердо сказал Бибиков. - Вторым секундантом будет капитан Теплов.
Конвоец отошел к своим. Они пошептались еще и двинулись кучкой к выходным дверям, на лестницу.
Княжнин выждал, когда за ними закрылась дверь, снял каску и, рассмеявшись, ударил Бибикова по плечу:
- Ты-то чего расхорохорился, птенчик? Не спросясь броду - кидаешься на своих...
- Я же не предполагал, что вы - товарищи, - пробормотал Бибиков. Откуда ты его знаешь?
- По лицею: вместе учились, с приготовительных классов. Он там и писать начал: пушкинская традиция, понимаешь? Он служит в Министерстве иностранных дел.
- Никак не предполагал, - повторил совсем уже растерянно Бибиков. Правда, вышло ужасно глупо. Что же теперь делать?
- Ужинать, что еще? - сказал Княжнин и взял под руку Бистрома. Schwamm druber, как говорят немцы, и чокнемся. Он же свой человек, я тебе говорю. При столкновении посторонних не было - болтать некому. Тамара не в счет. Пошли. Но - уговор: будьте поосторожней. Свой-то он свой, но... особого склада, и притом - писатель: загонит он вас, как туркестанцев, в рассказ - может не поздоровиться. Он за этим и здесь, наверно. Неспроста принял приглашение Натальи Николаевны.
* * *
Бибиков с Бистромом заняли места за столом неподалеку от Тамары, почти что насупротив. Бибикову было не по себе. Пожалуй, напрасно он взял обратно: Тамара еще подумает - струсил. Он видел, она очень смеялась, когда Княжнин, подойдя, говорил писателю, очевидно, о том, как развязалась история с двойной дуэлью. Смеялась и припадала к писателю - плечом... как к победителю. Бибиков стиснул зубы до боли.
Может быть, сказать, что раздумал, решил драться? Он спросил Бистрома. Бистром ответил кратко:
- Не валяй дурака.
Реплика эта не успокоила, однако, поручика. Он продолжал соображать. И неизвестно, к чему бы пришли поручичьи размышления, если бы ход их не был резко нарушен: ужинавший с Бибиковым рядом низенький и чернявый штатский из военных, очевидно, потому что не по-штатскому угловато сидел на нем нескладно скроенный, от неважного портного, недорогого сукна сюртук, внезапно перегнулся к писателю через стол и сказал:
- Пишете складно, а ер-рундой занимаетесь, уважаемый. Это что ж за рассказ? Вы бы обо мне написали, если туркестанскими тиграми и орлами интересуетесь.
- О вас? - спросил писатель, и глаза его стали внимательными. - А именно? О чем, собственно?
Штатский сложил салфетку весьма искусно - зайчиком, два уха вверх, - и сказал чрезвычайно хладнокровно:
- О том, как я завоевывал Индию.
Сумасшедший? Бибиков откинул корпус и посмотрел на соседа в профиль. Тамара всплеснула руками:
- Вы?
- Именно, - подтвердил чернявый и скривил губы злой и печальной, байроническою усмешкой. - Я ведь недавно шпаком хожу, был офицером.
- Расскажите! - восхищенно воскликнула Тамара. - Индия, это же совершенно чудесно...