И опять - круглый желтый глаз ударил лучом в лицо.
- Не морщитесь! Учительница - и боится света! Ясно: вы не учительница. В предъявленном вами документе я читаю: вы - лазутчик этих... слесарей, желающих управлять если не Россией, то полустанком Люберцы...
Кто-то засмеялся в темном углу сочувственно и визгливо.
- Вы зашли очень кстати, - продолжал Риман, и в густом сумраке купе отчетливо забелели его зубы. - Ваши друзья уклоняются от встречи с нами, а мне - оч-чень хочется познакомиться... Назовем, au hasard: Быстров, Малиновский, Монтров, Коз-линский, Моисеев... Не посоветуете ли, где их найти?
- Я не помню таких фамилий...
- Не помните? - Риман встал. - Как же так? У учительницы должна быть хорошая память. Так-таки никого? Ну, по крайней мере, Ухтомского-то вы, наверное, помните... Все говорят: видный мужчина. Машинист Ухтомский, Алексей... Нет? Невероятно! Вся Москва знает, а вы, местная жительница, не слышали.
- Вы можете издеваться сколько вам угодно... - начала девушка, но Риман перебил:
- Издеваться? Храни Бог! Рыцарское отношение к женщине - первый долг дворянина и офицера. Но вам должно быть известно, милая девица, что там, где ступила нога семеновцев, - военное положение. А стало быть, за шпионство уже само по себе, не считая вашего прошлого...
- Какого прошлого?
- Вам и нам известного! - оборвал Риман. - За шпионство, я говорю, расстрел. По совокупности можем поднять на штыки. Сильное, но... довольно неприятное ощущение, смею заверить... Единственный способ сохранить жизнь: чистосердечное признание. Мы не требовательны. У меня в списке сотня имен, включая ваше...
- Званцева?
- Не Званцева, а Рейн. Госпожа Рейн. Вы нам укажете, где искать названных мною господ и других, кого припомните по списку. Срок - до рассвета. Поручик Мертваго!
Поручик вздрогнул. Он стоял у двери, привалившись к ней плечом. Мадера сказывалась: в теплом купе его опять разморило, дремота заволакивала мозг.
- Возьмите эту девицу...
- Слушаюсь, - сказал, вытягиваясь, Мертваго.
Голос из темного угла проговорил глумливо:
- В таких случаях надо говорить: рад стараться.
- Займите крайнее купе. Вот список. Опросите по всему списку. Действуйте... по усмотрению. И будьте убедительны: я надеюсь на ваше красноречие... Крузенштерн, дай ему запасной фонарик, - белые зубы блеснули оскалом, - для лучшей ориентировки.
* * *
У двери стал часовой.
Мертваго указал девушке на диван и сел насупротив, свесив щеки.
Окно в купе, приспособленном под арестованных, было забито наглухо и завешено войлоком, так что фонаря можно было и не тушить. При блеклом, скупом его свете Мертваго рассматривал девушку, дремотно распустив толстые мокрые губы. Она показалась ему еще неинтересней и некрасивей, чем тогда, на платформе. Худое лицо, с глубоко запавшими, темной, смертной синевой обведенными глазами. Социалка, поклясться можно. Ничего из нее не выжмешь... На черта с нею возиться. И какой кому урон, если эту... слесаршу... расковыряют, как консервную банку.
Мясо с горохом.
Он усмехнулся про себя. Сравнение показалось удачным: не забыть рассказать завтра.
Спать хотелось неистово. Но - служба есть служба. Он все же заговорил, одолевая зевоту:
- Бросьте упрямиться, мадемуазель. Это же ни к чему не приведет, вы сами видите... Многого я не прошу: шепните, кто здесь больше буянил. Не можете же вы этого не знать. Записывать я не буду - о разговоре нашем никто не узнает, никто на вас не подумает... Да и некому будет подумать: ведь все равно ваших всех переловят и перевешают. Ничего в их судьбе ваше показание не переменит. Совесть может быть совсем спокойна. Смерть - на штыках - это долго и больно... Зачем? Вы ведь еще молодая совсем. Вы даже замуж еще можете выйти...
Девушка молчала. Сонный и безразличный голос Мертваго убаюкивал его самого. Опухшие красные веки упрямо наползали на глаза. Ну, так и есть: ничего не выходит.
Мертваго встряхнул головой. Мелькнувшая в заволоченном дремой мозгу мысль показалась блестящей. Конечно, именно так. Ведь срок - до рассвета. Он открыл дверь купе. Часовой брякнул винтовкой. Поручик присмотрелся к широкому бородатому лицу и невольно поморщился. Лицо это он помнил: рядовой 14-й роты Незванов. Названов... Что-то в таком роде. Летом, в лагерях, он этому Названову дал в зубы за небрежное отдание чести...
- Вот что, братец, - сказал Мертваго мягко, но вместе с тем строго. Ты когда сменяешься?
- В три часа, вашбродь.
Мертваго покивал обвисшими своими щеками:
- Так вот. Видишь: арестованная. Смотри за ней в оба: ты за нее отвечаешь головой. Я пока приостановлю допрос. Устал за день, подремлю немного. Перед сменой - разбуди: я продолжу.
- Слушаюсь, вашбродь.
Еще раз брякнула винтовка, строго уставным движением. Мертваго залюбовался крепкой, выправленной фигурой, молодецки заломленной на ухо барашковой шапкой. Вот она, муштра! Семеновец! Не человек - монумент.
И, говоря по правде, ударил тогда зря. Ротный удостоверил, что Названов примерного поведения, представлен в ефрейтора. И сейчас на нем, верно, ефрейторские нашивки. Просто показалось, что снебрежничал. К тому же он был в тот вечер в сильной спиртной повышенности, Мертваго.
- Молодец! - искренне сказал поручик и потрепал солдата по плечу. Сменишься, получишь от меня пятерку... куме на платок. Я летом... напрасно погорячился.
- Покорно благодарю, вашбродь.
- Так к трем - разбуди.
Мертваго с наслаждением привалил толстое свое тело в угол дивана, закинул на сиденье ногу и сейчас же заснул.
В сон вошла девушка, недвижное лицо которой видел перед собой поручик, закрывая глаза. Это сделало начало сна беспокойным. Тревожным. Фонарь... Какие-то темные переходы... Они идут, он крепко держит ее за руку, чтоб не сбежала. Рука холодная. Жестяная. Ах, да... Консервная банка. Переход бесконечен, какие-то двери, у дверей часовые. Ефрейторские нашивки. Берут на караул по-ефрейторски. Вольно! Проходят. Еще одна дверь... Как будто знакомая... Раскрылась. Ха! Зала Гагарина - ковры, на коврах разостланы скатерти; фрукты, вино, нагие женщины вперемежку с мужчинами... Грабов, Касаткин, Марков - конногренадер... Как же он забыл: сегодня же четверг афинский вечер, очередной. Ему хлопают: Бахус. Он раздевается - как все...
Смотрится в зеркало. Кругом - зеркала. Он любит смотреться, хотя он кривоногий, с вислым животом, весь заросший волосом, ну, Бахус! Стильно. И женщины любят... В зеркале, сзади, за спиной, - глаза. Запавшие, обведенные синькой. Ах, да - девушка. По приказу начальства он с ней сегодня... Рад стараться! Платье долой. На ней еще полушубок, черт... Крючки жгутся. Мороз. Не дается. В первый раз всегда так: надо рвать крючки и тесемки. Кругом хохочут, визгливо, из всех углов. Над ним. Поделом. Правильно. Некрасива, худа, худа... И узка в бедрах. К черту! В поле ее, на снег, как она есть... Дай ей прикладом под... и ко всем дьяволам!..
Дальше спуталось. Туман. Поручик повернулся на бок и захрапел, тряся нижней толстой губой, ронявшей слюну.
* * *
Он проснулся от осторожного прикосновения и мгновенно открыл глаза. Над ним наклонился ефрейтор. Незванов, Названов... как его...
- Смена?
- Так точно. Приказывали разбудить.
Поручик зевнул, потянулся и наморщился: вспомнился сон - худая, раздетая девушка. Да. Консервная банка. Срок - до рассвета.
- Можешь идти. Спасибо.
Солдат повернулся четко налево кругом, вышел. Поручик лениво повел глазами по купе и вздрогнул. Девушки не было.
Почудилось со сна? Нет! Пусто!
Он крикнул в дверь сдавленным криком, потому что за горло что-то держало:
- Где арестованная?
Солдат с порога глянул удивленно:
- По вашему приказанию...