Мертваго поморгал ресницами:
- Какому приказанию?
- Изволили приказать... В поле, на снег, и - прикладом...
- Убил?
Мертваго взялся за грудь: сердце замерло радостно перед тем, как свалить с себя тяжесть.
Солдат шевельнул штыком, и голос его зазвучал совсем уже недоуменно.
- Никак нет... Вы приказали: в поле, прикладом... под... виноват, вашбродь! И ко всем дьяволам...
Поручик похолодел. В сознании мутно, сквозь туман, просочилось... Действительно, что-то было такое... Да, да. Именно так, кажется... Наверное, так: в поле, прикладом... Ко всем дьяволам... Но ведь во сне ж это было! Или он ее на самом деле раздел?
Он торопливо оглядел себя. Нет. Шинель, ремни, шашка, кобур. Все, как было, когда он лег. А там он был - голый. И на полу ни крючков, ни тесемок...
- Ты врешь! - сказал он раздельно и вплотную придвинулся к солдату. Ничего подобного я приказать не мог. Ты под суд, под расстрел пойдешь, каналья!
- Никак нет, - твердо ответил ефрейтор. - Я засомневался, прямо сказать, кликнул Парамонова и Возюкина - они со мной одной смены, - вы при них изволили повторить. Под присягой покажут.
Мертваго поднял фонарь к лицу солдата. Глаза смотрели уверенно и открыто, но в глубине зрачков - поручик видел ясно - злорадно шевелились змейки. Он подумал с тоской: "Стакнулись, мерзавцы! Потопят. И крыть нечем. Не тем же, что на дежурстве, в боевой обстановке, при арестованной - спал".
* * *
Тихо рокоча, отодвинулась дальняя дверка. В коридор вышел Риман. Часовой застыл, сразу опознав фигуру командира. Мертваго поспешно задвинул дверь своего купе. Но Риман окликнул:
- Поручик Мертваго? Ну, как дела?
Он подошел к поручику обычным своим неторопливым шагом. Мертваго сказал, с трудом ворочая языком:
- Разрешите доложить... Арестованная указала на допросе дом... здесь, в поселке... где, по ее заверению, сегодня ночуют все главари... Я взял немедля Названова...
- Этого? Это - Наживин, - поправил Риман. - Надо знать людей своего батальона, поручик.
- Виноват, господин полковник, оговорился... Наживина, Парамонова и Возюкина и с ними отправился, захватив арестованную...
Риман движением руки остановил Мертваго:
- Инициатива - прекрасное дело, поручик. Но почему вы не доложили мне? И не вызвали дежурного взвода?
- Для пользы службы, - проговорил, запинаясь, поручик. - Я полагал священным долгом дать вам отдохнуть хоть час, господин полковник. Судьбы экспедиции... Что касается взвода, смею заверить: трех семеновцев вашей выучки вполне довольно...
Риман погрозил пальцем:
- Не хотели делиться успехом? Одному поймать фортуну за волосы? Вы игрок, Мертваго, я знаю. В тактике это не годится. Но смелость - всегда смелость. Продолжайте. Девушка вас обманула, конечно...
- Так точно! - с искренним остервенением отозвался поручик. - Более того: она попыталась бежать, и солдаты прикладом...
- Убили? - Риман пожевал сухими своими губами. - Жаль. Я готов поклясться, что это именно Рейн, главная здешняя агитаторша: у нее в школе митинговали без передышки. Повесить ее - было б помпезней. Впрочем, можно повесить и труп. Где он?
- Мы бросили там эту... падаль.
- Жаль, - повторил Риман. - Пожалуй, его уже унесли... Вы погорячились. Но... я понимаю естественное озлобление солдат.
- Так точно, - торопливо подхватил Мертваго. - Разрешите особенно ходатайствовать о награждении названных мной нижних чинов. Они действовали выше всяких похвал.
Риман кивнул:
- Подайте рапорт. - И посмотрел на светящийся циферблат часов. - Ну, вам недолго еще осталось, поручик. В четыре часа подъем. Мы обшарим окрестность на двадцать верст кругом. Бунтовщики укрываются в соседних деревнях, далеко они не успели уйти: мне точно известно. Вы как сменившийся с дежурства свободны от наряда.
- Разрешите идти с ротой! - испуганно сказал Мертваго. Ему вдруг с ясностью потрясающей представилось, что учительницу обязательно поймают. Не сможет же она за ночь убежать на Камчатку! Поймают наверное... И тогда случится еще более страшное, чем если бы сразу признаться. Надо идти. Обязательно. Может, на счастье, она именно ему попадется.
Риман кивнул. На сухие жесткие губы легла улыбка.
- Узнаю семеновца. Идите, конечно. Я отмечу это в приказе.
Он пожал руку Мертваго и пошел к себе. Мертваго обернулся к ефрейтору. Лица в темноте не было видно, но солдат стоял неподвижно.
- Ты... местность помнишь? - хриплым шепотом спросил поручик. - Где мы ее... убили?
- За станцию ежели идти, - ровным голосом ответил солдат, - с полверсты. Домика три либо четыре... Так не доходя их... Поручик облегченно перевел дух:
- А Парамонов и этот... Вознюк... помнят?
- Я напомню, не извольте беспокоиться, вашбродь.
В голосе солдата дрогнул явной издевкой смешок, и Мертваго неистово захотелось ударить его, как тогда летом, - в зубы. Но вместо этого он сказал, глубоко засовывая руки в карманы:
- Кроме казенной награды - от меня по десятке на брата.
Ровно в четыре Риман собрал господ офицеров, разъяснил задачу. И, глядя на схему предстоящих отряду действий, расчерченную радугой карандашей красиво и четко, Мертваго еще раз и окончательно убедился, что девушке не уйти: извилистые - ползом - линии движения взводов, отделений и рот, как щупальцы спрута, удавкой обвились вкруг недвижных, обреченных пятнышек-точек: деревень и поселков.
Не уйти. Солдаты найдут. Теперь зима: в мох не зароешься. Куда ни пойди - след.
Попадется. Подведет... консервная банка!
* * *
Не везет - так уж до конца. Мертваго со взводом досталось задание: обыскать пристанционный, ближайший поселок - и школу.
...За станцию с полверсты... не доходя...
Словно в насмешку: те именно места, где никак не могло быть беглянки.
Мертваго все же решил обыск начать именно со школы. В конце концов, черт их знает, баб. От них можно ждать самого невероятного. А вдруг попадется? И все сразу улажено. Стукнуть прикладом, труп приволочь на станцию, командиру: пожалуйте, разыскали, вешайте.
Он оглянулся на взвод, медленно тянувшийся по поселку, и крикнул:
- Шире шаг. Прибавь ходу. Ходу!
Уже ясно видно было, в предрассветье, бревенчатое, низкое, под шапкой снега здание школы. Мертваго зашагал еще быстрей. Унтер-офицер догнал его бегом:
- Вашбродь! Погреб прошли... а там - люди.
Мертваго остановился, круто врыв кривые свои ноги в снег:
- Погреб? Где?
Унтер-офицер вытянул руку, и поручик сжал брови, от стыда. В самом деле: шагах в сорока от дороги старый, очевидно заброшенный, снегом захороненный погреб. И к погребу - совершенно отчетливо видно - две тропки следов. Свежих.
Просмотрел. Непростительно. И один след - женский. Маленькая нога. Она!
- Оцепить. Живо.
Увязая в снегу, солдаты побежали. Мертваго с унтером пошел прямо по следу. Да. Нога женская наверно. И в упор - до самой погребной дверцы.
- Баба, - вполголоса сказал Мертваго и облегченно перевел дух.
Солдаты уже окружили погреб.
Поручик крикнул:
- Другого выхода нет?
- Никак нет! - отозвались голоса вперебой. - Тут сплошной сугроб.
- Есть! Оба!
- Никак нет... - унтер скосил глаза на Мертваго. - Баба ушла.
- Как ушла? - выкрикнул Мертваго. - Что ты брешешь?
Унтер-офицер указал на проложенный рядом с женским огромный, глубокими ввалами валенок мужской тяжелый след. Внутри его - обратный, мелкий, женский.
- Назад по его следу ушла, - ухмыльнулся унтер. - Тоже... хитрая. И снегу к дверке смотри сколько присыпала: словно он нежилой, замело.
"Ее рук дело! - зло подумал поручик. - Наверно она. С такой - все станется. Зарыть, закрыть под самым нашим носом какого-нибудь там... Ухтомского. Он, говорят, большого роста..."
Он крикнул отрывисто:
- Отрывай! Солдаты замялись.
- Лопату бы... руками неспособно. Рукавицы загубим: взыщут. Да и обмерзнем.
- Обмерзнем!.. - грубо оборвал поручик. - Небось на деревню пойдешь, подкатишься к бабе - живо отогреет. Валяй.