" Всепресветлейшему, державнейшему..."
Штаб-ротмистр писал, тщательно, по-писарски выводя буквы. Он дошел уже до последней строки, установленной формы: "Припадая к священным стопам Вашего Императорского Величества..." - и очень ясно почему-то представил себе гусарский его величества сапожок (Николай Второй, как известно, предпочитал именно лейб-гусарскую форму), когда - быть может, именно от этого отвлечения - мозг нежданно ожгла ошеломляющая мысль:
- А что, если у "тех", у революционеров, есть Полынин? И что, ежели он еще хуже этого - Энгельса?
* * *
Радость сникла сразу. Неужели опять начинать все сначала?
Исписанный "Полыниным" лист дразнился начертанием росчерков. Сомнений быть не могло: росчерки были внушительны и благородны. Не придумать более благородной, более отвечающей чести мундира фамилии: Полынин.
С такой фамилией можно и в генерал-адъютанты, и в Свиту Его Величества:
Ардалион Викентьевич Полынин.
Свиты Его Величества генерал майор
По существу говоря, конечно, не может быть революционера с такой фамилией. А впрочем - черт их знает... Чего с них не станется. Где бы проверить?
Штаб-ротмистр задумался.
В полку справиться не у кого, очевидное дело. Знакомых тоже подходящих нет никого.
Раздумье Энгельсова было долгим. Потом он встал, приказал Вихреву подать шинель, взял стек и вышел.
Драгуны по здешнему гарнизону провинциальному - как бы на положении гвардии. Цветная фуражка, четыре звездочки на погонах, стек. Начальник жандармского управления принял господина штаб-ротмистра незамедлительно, вне всякой очереди:
- Чем могу служить?
Штаб-ротмистр изъяснил кратко, что имеет поручение от командира полка - по встретившейся служебной надобности - навести справку о некоем Полынине: кто он именно и в чем точно заключается политическая его неблагонадежность.
Полковник сощурился, припоминая:
- Полынин? Не слыхал.
У Энгельсова отлегло от сердца.
- Впрочем... Сейчас мы наведем исчерпывающую справку.
Полковник нажал кнопку - и тотчас предстал, колыша на синей груди красный, туго плетенный эксельбант (Эксельбантов, Адъютантов... Энгельсов внутренне усмехнулся: проехало!), жандарм с тройным подбородком.
Полковник приказал отрывисто:
- Скворцова! - И протянул штаб-ротмистру серебряный, с вензелями портсигар: - Курите?
* * *
Скворцов, в вицмундире, вошел трусцой, лисьемордый и как будто припудренный, хотя предполагать пудру, конечно, никак было невозможно, ни по чину вошедшего, ни по возрасту. Полковник спросил:
- Полынин?
Лисьемордый ответил без запинки:
- Не числится.
Полковник кивнул головой удовлетворенно:
- Не за нами... а вообще?
Скворцов помедлил секунду:
- Никак нет. Вообще не числится. Ни по социал-демократам, ни по социалистам-революционерам, ни даже по анархистам.
Полковник обратился к Энгельсову:
- Скворцов у нас специалист. Всех до последнего знает - кто, где и как. Ежели он не знает, стало быть, никакого Полынина нет. Вас, очевидно, ввели в заблуждение.
Скворцов повернулся и на цыпочках пошел к двери. Энгельсова осенило. Он привстал:
- Виноват...
Чиновник остановился.
- Уж раз так случилось, что я вас обеспокоил, разрешите еще спросить: кто такой Энгельс?
Полковник блеснул глазами:
- Энгельс? Когда арестован?
- Не могу знать, - скромно сказал штаб-ротмистр и даже развел слегка руками. - Собственно, я... как бы так выразиться, не вполне уверен, что он арестован.
- Если известен - стало быть, арестован, - убежденно сказал полковник. - Иначе как бы он стал известен? Впрочем, может быть, у вас есть данные, что он пока находится еще под секретным наблюдением? Как у вас на этот счет, Скворцов?
Он обернулся к двери. Но Скворцова не было: он как-то совсем незаметно вышел. Полковник крякнул и покачал головой:
- Странно. Очевидно, и этот... не числится... А у вас откуда, собственно, сведения об означенных... Полынине и Энгельсе?
Небольшая на тонкой бумаге газета. Четкий черный заголовок: "Казарма". Жирно подчеркнутая строка. Энгельсов сказал - даже не без иронии (Скворцов совершенно его успокоил):
- Я полагал... вам известно. Об Энгельсе - напечатано было в "Казарме".
- Р.С.Д.Р.П. Большевистская военная организация? - подозрительно сказал полковник и скосил глаза на Энгельсова. Шея и лицо стали наливаться кровью, и весь он встопорщился, как индюк. - А разрешите спросить, как вам эта мерзость в руки попала?
- Полковой командир указал, в качестве вещественного доказательства. Я имел уже честь доложить: имею служебное поручение...
- У командира? - Полковник сразу стал снова благодушным. - Достойный штаб-офицер - полковник Собакин. Так вы говорите - в "Казарме"? Странно, что Скворцов просмотрел. Может быть, Энгельс значится у нас под какой-нибудь другой фамилией? Эти ж господа, даже как правило, меняют фамилии: обычный бандитский прием. Порядочный человек разве станет менять фамилию?!
Он сморщил лоб, соображая:
- Если дело в большевистской военной... возникает некоторое осложнение. Должен признать: мы знаем о ней не все. У этих... господ преподлое обыкновение: не давать показаний при допросах.
Энгельсова снова охватило беспокойство:
- Но... в таком случае - как узнать...
Полковник смотрел на Энгельсова пристально и меланхолично:
- Задача... тем более трудная, что и Полынин, и Энгельс, очевидно, офицеры: это - не простонародные фамилии.
Энгельсов слегка покраснел от удовольствия. Полынин, стало быть, найден верно, да и Энгельс, судя по жандармской апробации, тоже из порядочной семьи.
- Неужели... и следов никаких?
Жандарм вздохнул:
- След-то есть, конечно. Вы мне "Казармой" напомнили... Я теперь положительно даже могу сказать: об этом Энгельсе я что-то слышал... И как раз в связи с Полыниным... Но вот что именно?
У штаб-ротмистра опять, как давеча, в разговоре с полковым командиром, похолодели пальцы.
- Припомните, господин полковник... Совершенно необходимо.
- И рад бы... - медленно проговорил жандарм. - Но...
- Может быть, Скворцов... Полковник усмехнулся:
- Скворцов не ведает военными. Военными ведаю непосредственно я...
Наступило молчание. Полковник думал сосредоточенно.
- Как бы мне вам помочь... - Он опять помолчал. Взгляд стал еще более пристальным и острым. - По большевистской линии - как я уже имел честь сообщить - мы ничего не добьемся... Разве что... попробовать, так сказать, обходным движением... Всецело полагаясь на вашу честь...
Энгельсов поспешно наклонил пробор и пристукнул шпорами, с должным достоинством. Полковник перегнулся через стол и прошептал:
- Поручика Гагарина изволите знать?
- Сапера? - Штаб-ротмистр невольно перешел на шепот и тоже перегнулся навстречу полковнику. - В гарнизонном собрании встречал, но чтобы личное, так сказать, было знакомство...
- Я полагаю, именно он может вам дать достоверные сведения... Под строгим служебным секретом скажу: имеется подозрение, что оный Гагарин активный член Офицерского союза.
Полковник откинул корпус назад. Тотчас же выпрямился и штаб-ротмистр:
- Офицерский союз? Разве он... действительно есть?
Жандарм скривил рот:
- По-видимому... есть. Вам разве не приходилось видеть их прокламаций. И даже... журнал издают. Но сколько их и кто именно?..
Он досадливо потянул за угол лежавшую на столе газету:
- Вот-с, в этом номере "Нового времени" от десятого сего мая господин Суворин, редактор, ставит нам, Охранному, на вид: как это, дескать, такая огромная организация, как Офицерский союз, существует уже два года - по его, господина Суворина, сведениям - и до сих пор не раскрыт, хотя все военные восстания будто бы шли по его директивам. Насчет огромности - это, конечно, у страха глаза велики, а насчет восстаний - брехня очевидная: и в Свеаборге, и в Кронштадте, и в Севастополе, и в Киеве большевики орудовали, это достоверно. Партийные, словом... Ну, и союз, вероятно, тоже, как говорится, рублем примазался... Но чтобы руководить - это, конечно, брехня. На некий след мы напали... Однако, как офицер, вы понимаете сами: в офицерской среде нам трудно поставить агентуру. А наружное наблюдение одно дает слишком мало.