Рядовой солдат Яскевич".
"Забольшевичились и наши, конченое дело", - подумал Дронов, и опять, как на митинге в 172-м, дышать стало трудно, словно сердце кто-то зажал в кулак мертвой хваткой. Письмо он бросил (что на такое письмо ответишь?) и, поскольку день был отпускной, уехал в Петроград, решив развлечься посещением иллюзиона.
Но уйти от мыслей о большевиках не привелось - и тут ждала Дронова черная неудача: на Литейном, без малого не дойдя до Невского, где был иллюзион, который наметил он себе для получения удовольствия, загородил ему дорогу, растопырив руки и ноги, солдат в затрепанной шинелишке и в фуражке на самом затылке. Глянул Дронов - и спину повело ознобом: Селиващев, горнист.
Горнист приветствовал громко, на панели все, кто шел, оглянулись, иные и вовсе придержали шаг.
- А... гнида! Вот где плаваешь. В господа офицеры норовишь, сказывали? Не выручи в феврале братки, сгнить бы мне в каторжной по твоей милости за оскорбленье величества... Забыл я о тебе, за настоящими делами... не до тебя было... Но раз ты мне в глаз впал, я это дело вспомнил. Ты где же приспособился?
- Пропусти, - сказал Дронов и сжал руки до хруста. - Не заводи скандалу на улице... Не годится по воинскому званию.
- Званию? - засмеялся Селиващев. - Сказать тебе твое звание, шкура? А насчет скандалу разговор ни к чему: арестую я тебя - и всего только. Сведу в Смольный. Там на таких, как ты - провокаторов и рабоче-крестьянскому делу изменников, - управа верная.
- Не смеешь, - через силу проговорил Дронов. И сам своему слову не поверил.
- Сметь-то я смею, - горнист мотнул головой. - Только вот некогда мне с тобой сейчас вожжаться: по спешному поручению иду. Ступай пока, все равно не укроешься - разыщем.
И пошел своей дорогой.
С того дня сам не свой стал Дронов. И днем и ночью чудилось: вот-вот сейчас стукнет дверь, войдут, возьмут - и никто не заступится. Кому за него заступиться? Что он, Дронов? В Гатчине стал большевистский Совет; по казармам большевики митингуют. Да и в школе... За Лениным не пойдут, конечное дело, но чтоб за Дронова шум поднять?.. Этого ждать не приходится. Взводный и тот посмеется только, наверное, лишний раз скажет:
- Политик.
* * *
Только в дни корниловщины встрепенулся было Дронов; да и вся школа ожила в эти дни и насторожилась: не пришло ли время? Но сорвалось генеральское дело - и Дронов опять застыл, до дня, когда гулом загудела школа около вывешенного на самый вид, на параднейшем месте, печатного объявления: "От Временного Правительства
В Петрограде назревают грозные события. Непосредственно вслед за приказаниями войскам Петроградского гарнизона выйти на фронт для защиты столицы от наступающего врага, в полках и на заводах началась упорная агитация против Временного правительства и Центрального исполнительного комитета С.Р.С. и К.Д. Под влиянием этой агитации был самочинно создан Военно-революционный комитет, который независимо от штаба Петроградского военного округа стал давать распоряжения войскам и даже пытался парализовать всю сложную и ответственную работу требованием, чтобы ни одно распоряжение штаба не приводилось войсками в исполнение без подтверждения комитета. Это вынудило Временное правительство стать на путь решительной борьбы с подобными явлениями, грозящими приостановить всю работу по обороне столицы. Оно, опираясь на Центральный исполнительный комитет и на Совет республики, отдало распоряжение о закрытии газет, открыто проповедующих гражданскую войну, и об аресте главных агитаторов, призывающих к восстанию против государственной власти и высших органов революционной демократии.
Однако ввиду неустойчивости и нерешительности части Петроградского гарнизона, не все распоряжения Временного правительства оказались исполненными, и Петрограду грозит опасность оказаться в руках разбушевавшейся стихии гражданской войны и анархии.
Момент борьбы настал... Сплотитесь вокруг Временного правительства. Дайте решительный отпор изменнической агитации и прекратите бесчинства в тылу.
Заместитель министра-председателя
А. Коновалов.
Граждане спасайте родину, республику и свободу! Безумцы подняли восстание против единственной государственной власти, установленной народом впредь до Учредительного собрания, - против Временного правительства. Члены Временного правительства исполняют свой долг, остаются на своих местах и будут продолжать свою работу на благо родины, для восстановления порядка..."
* * *
Дочитать Дронову не пришлось... Горнист протрубил тревогу. Перед фронтом начальник школы зачитал приказ Керенского: немедленно выступить в Петроград... "во имя свободы, чести и славы родной земли, на помощь ЦИКу Советов, революционной демократии, Временному правительству и гибнущей родине...".
Шеренги хмуро прослушали приказ. Дронов скосил глаза на Вавилова, стоявшего рядом, винтовка к ноге. У него самого колебаний не было. Напротив, как перед боем, в окопах, он весь подобрался на злой, беспощадный, смертный удар. Военно-революционный комитет. Селиващев. Почему-то совершенно уверен был Дронов, что Селиващев там, при комитете, орудует по полкам, поднимает восстание.
Но еще до Селиващева, ближе, у самого локтя, - Вавилов. Этот тоже большевик - голову отдать! - только тайный: опасается раскрыться до срока. Школу все равно большевистской не сделаешь. Но сейчас ему - самое время как будто. И Дронов ждал: сейчас выступит из строя Вавилов и крикнет, как Дмитриев...
Но Вавилов не выступил. По команде, со всеми вместе, четко отбил поворот, взбросил ружье на плечо и пошел, чеканя шаг по-уставному, на станцию железной дороги, к посадке.
С вокзала школа - пятьсот человек, - колыша штыками, прошла на Дворцовую, к Зимнему.
* * *
Восстание? Но улицы были шумны обычной ненарушенной жизнью. Бежали школьники вприпрыжку, придерживая за спиной потертые, ремнястые ранцы; шли, качая портфелями, чиновники; магазины были открыты; били неистовым звоном на перекрестках трамваи; гремели бидонами охтенки. Только милиции не было видно на обычных постах, и белели по стенам зданий, над кучками читавших прохожих, объявления Военно-революционного комитета: "К гражданам России
Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.
Дело, за которое боролся народ, - немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание советского правительства, - это дело обеспечено. Да здравствует революция рабочих и крестьян!"
Дворцовая площадь была пуста. Перед кроваво-красной громадой дворца сиротливо стояло пять орудий Михайловского артиллерийского училища. У главных ворот и на углу Миллионной копошились женщины в защитных штанах и гимнастерках: ударницы добровольческого женского батальона. Они укладывали дрова - баррикадой. Здесь же, за дровами, вперемежку с ударницами, разместили и дроновскую роту - для наружной обороны дворца.
До часу было спокойно. В час дня на мост через канал, что за зданием штаба округа, левее дворца, вполз броневик и стал. За дровами защелкали затворы. Но броневик не двигался дальше. По площади ровным шагом, как в будние дни, продолжали идти "вольные" случайные прохожие. Только к пяти часам из-под арки Главного штаба, что прямо насупротив Зимнего, зачернела, развертываясь в цепь, рабочая гвардия. В окнах Главного штаба замелькали штыки и фуражки: кексгольмцы. И сразу обезлюдела площадь.
Стало тихо предбоевым затишьем. Из дворца вышел осанистый штатский, радостно потирая руки. Он сообщил, за баррикадой, ближайшим: