По окончании стола, священник сказал мне: ты после обеда усни, а я займусь чтением Слова Божия, да приготовлением к завтрему проповеди. Вот я и вышел в кухню; там никого не было, одна престарая старуха сидела, сгорбившись, в углу, да кашляла. Я сел под окошечко, вынул из сумки мое Добротолюбие, да и стал читать потихоньку про себя; наконец прислушался, что сидевшая в углу старушка беспрестанно шепчет Иисусову молитву; я возрадовался, услыша часто изрекаемое святейшее имя Господне, и начал ей говорить: как это хорошо, матушка, что ты все творишь молитву! Это самое христианское спасительное дело. Да, батюшка, ответила она, на старости моих лет только и трости, что Господи прости! Давно ли же ты так привыкла молиться? С малых лет, батюшка; да без этого мне и быть нельзя, ибо Иисусова молитва избавила меня от погибели и смерти. Как же это? Расскажи, пожалуйста, во славу Божию и в прославление благодатной силы Иисусовой молитвы. Я убрал в сумку Добротолюбие, сел к ней поближе, и она начала рассказывать:
Я была девка молодая и красивая; родители сговорили меня замуж: только бы завтра быть свадьбе, жених шел к нам, и вдруг не дошедши шагов десяти, пал и умер, ни разу не дохнувши! Я так сего испугалась, что вовсе отказалась от замужества и решилась жить в девстве да ходить по святым местам молиться Богу. Однакож, одна пускаться в путь боялась, как бы по молодости моей не обругали меня злые люди. Вот знакомая мне странница-старуха научила меня, чтоб, где бы ни шла я по дороге, все беспрестанно творила Иисусову молитву, и крепко заверила, что при сей молитве никакого несчастия не может случиться в пути. Я сему поверила, и точно ходила все благополучно, даже и в отдаленные святые места; мне родители давали на сие деньги. Однажды пошла я в один город на поклонение чудотворной иконе, а дорога была глухая и много верст степью да перелесками, но я ничего не опасалась, будучи уверена, что творимая мною Иисусова молитва никакого несчастия до меня не допустит, вот уже подхожу к городу, и он в виду у меня верст за пять или за шесть, я и пошла попрямее от дороги перелесочком по тропинке, вдруг с дороги подскакал ко мне верховой, слез с лошади, остановил меня и стал меня спрашивать, откуда я и куда иду. Я ответила, вот он и стал ко мне приставать и приставать! - ах, что ты делаешь, отступись от меня... он вынул из бумажника синюю ассигнацию и стал давать мне, я и на то не согласилась да и хотела убежать от него, - он, разъярившись, выхватил привязанный у него на цепочке большой складной нож, разогнул да и наставил мне в грудь, сказавши - вот сейчас заколю, я до смерти испугалась, да и подумала - Господи Иисусе Христе! вот и молитва твоя не помогает... а он повод-то своей лошади захлестнул себе за пояс, да и стал ко мне приступать. Я закричала: "Кормилец, будь отец родной! Помилуй меня, избавь от греха!" - и начала рваться... Вдруг лошадь испугалась чего-то, да как храпнет и кинется со всех ног, и понесла бить его, бедного, по пням да по кустам...
- я очнулась, а его уже и следу нет, тут я много благодарила Бога за избавление да и уверилась, как сильна и сохранна молитва Иисусова... отошла я версты с две, и нашла на дороге тот бумажник, из которого он давал мне синенькую-то, там были еще какие-то бумаги и паспорт его, вот прихожу я в город, и у самой заставы толпа народа да и полицейские солдаты, - лошадь стоит привязанная и трясется, вся в мыле, а человек лежит на земле с проломанной головой и весь изрезанный ножом, который был у цепи его пояса, приехал городничий, обыскал его, да и тужит, как быть? не знаем, кто он такой и откуда... я подошла да и говорю, не его ли этот бумажник, вот недалеко я подняла на дороге, может быть из запазухи вывалился... городничий бумаги-то взял, а синенькую-то да бумажник (старый и замасленый) отдал мне назад, да и говорит, спасибо тебе, что сделала его гласным (это был гуртовщик, торговавший скотом и гонявший его в разные губернии), а это тебе за находку, ведь и по закону третья часть дается нашедшему из потерянных вещей, - так я и пошла, поклонившись чудотворной иконе, возвратилась домой, и как видела уже над собою силу Иисусовой молитвы, то стала ходить смело, и припало мне сильное желание идти в старый Иерусалим, но как родители мои были небогаты, то и не было у меня денег, чем бы можно было дойти и назад вернуться, и я об этом тужила, - однажды я в таковом раздумье отперла свой сундук, чтобы достать большую рубашку, да и увидала тот бумажник, который отдал мне городничий, подумала, на что он мне, такой старый и масляный, взяла да и выкинула его, потом вздумалось мне распороть его, может на что-нибудь годится старая кожица, стала раздирать и нашла зашитыми наглухо пять сторублевых ассигнаций, - так я сему обрадовалась, что даже заплакала, сходила на эти деньги в Иерусалим, прожила там год и вернулась назад, и с тех пор всегда уже творю молитву и утешаюсь, под старость я сделалась больна и вот здешний батюшка по милости своей меня держит и кормит.