Выбрать главу

А что выше, спросил капитан, - Иисусова молитва, или Евангелие? - Все одно и то же, отвечал я, - что Евангелие, то Иисусова молитва; ибо Божественное имя Иисуса Христа заключает в себе все Евангельские истины. Св. Отцы говорят, что Иисусова молитва есть сокращение всего Евангелия.

Наконец, мы помолились; капитан начал читать Евангелие Марка с начала, а я слушать и творить в сердце молитву. Во втором часу за полночь капитан окончил Евангелиста, и мы разошлись на покой.

По обыкновению моему я встал рано поутру; все еще спали, и как только начало светать, я кинулся к моему любимому Добротолюбию. С какою радостию я раскрыл его! Как будто увиделся с родным отцом, бывшим в далекой стороне, или как бы с другом, из мертвых воскресшим. Я лобызал его и благодарил Бога, возвратившего мне оное; немедленно я начал читать "Феолипта филадельфийского", во 2 части Добротолюбия. Удивило меня его наставление, в котором он предлагает в одно и то же время, одному и тому же человеку, отправлять три разнородные дела: сидя в трапезе, говорит он, телу давай пищу, слуху чтение, уму же молитву. Но воспоминание о прошедшем, всерадостном вечере, опытно на самом деле разрешило мне мысль сию. И мне открылась здесь тайна, что ум и сердце не одно и то же.

Когда встал капитан, я вышел, чтобы поблагодарить за его милости и проститься с ним. Он напоил меня чаем, дал мне целковый, и простился. Итак я пошел в путь мой, радуясь.

Прошедши с версту, вспомнил, что я обещал солдатам целковый, который неожиданно теперь у меня есть. Отдать ли мне его им, или нет? Одна мысль говорила мне: они тебя побили и ограбили, да и употребить его им в свою пользу нельзя, ибо они под стражею. А другая мысль представляла другое: вспомни, что в Библии написано: аще алчет враг твой, ухлеби его (Рим. 12. 20). Да и Сам Иисус Христос говорит: любите враги ваша (Мат. 5. 44) и еще: хотящу ризу твою взяти, отдаждь ему и срачицу (Мат. 5, 40). Убедившись сим, я вернулся, и только что подхожу к этапу, всех колодников вывели, чтоб гнать на следующую станцию; я скоренько подбежал, сунул в руки бывший у меня целковый, да сказал: кайтеся и молитеся: Иисус Христос человеколюбив, Он вас не оставит! И с сим удалился от них и пошел в другую сторону по своей дороге.

Прошедши верст 50 по большой дороге, вздумал я для большего уединения и удобнейшего чтения свернуть на проселок. Долго я шел лесами, изредка кое-где попадались и небольшие деревни. Иногда по целому дню просиживал в лесу, прилежно читая Добротолюбие; многое и дивное познание почерпал я из него. Сердце мое распалялось к соединению с Богом, посредством внутренней молитвы, которую изучить я стремился, при руководстве и проверке Добротолюбием; и вместе с сим скорбел, что не нахожу еще пристанища, где спокойно можно было бы постоянно заняться чтением.

В сие время также читал я и мою Библию и чувствовал, что начал понимать ее яснее, не так как прежде, когда весьма многое казалось мне непонятным, и я часто встречал недоумение. Справедливо говорят св. отцы, что Добротолюбие есть ключ к отверзению таин в священном писании. При руководстве оным, я стал отчасти понимать сокровенный смысл Слова Божия; мне начало открываться, что такое внутренний потаенный сердца человек, что истинная молитва, что поклонение духом, что царствие внутрь нас, что неизреченное ходатайство совоздыхающего Духа Святого, что будете во мне, что даждь ми твое сердце, что значит облещися во Христа, что значит обручение Духа в сердцах наших, что взывание сердечное: Авва! Отче и проч. и проч. Когда при сем я начинал молиться сердцем, все окружающее меня представлялось мне в восхитительном виде: древа, травы, птицы, земля, воздух, свет, все как будто говорило мне, что существуют для человека, свидетельствуют любовь Божию к человеку и все молится, все воспевает славу Богу. И я понял из сего, что называется в Добротолюбии "ведением словес твари" и увидел способ, по коему можно разговаривать с творениями Божиими.

Много времени я так путешествовал. Наконец, зашел в такое глухое место, что дня три не попадалось ни одной деревни. Сухари мои все вышли, и я гораздо приуныл, как бы не умереть с голоду. Как скоро начал молиться сердцем, уныние прошло, весь я возложился на волю Божию, и сделался весел и покоен. Несколько прошедши по дороге, лежавшей возле огромного леса, я увидел впереди меня выбежавшую из оного леса дворную собаку; я поманил ее и она, подошедши, начала около меня ласкаться; обрадовался я и подумал: вот и милость Божия! - непременно в этом лесу пасется стадо, и, конечно, это ручная собака пастуха или, может быть, охотник ходит за охотою; так ли, сяк ли, но, по крайней мере, могу хотя мало выпросить хлеба, ибо другие сутки не ел, или же могу расспросить, где по близости есть селение. Повертевшись около меня, и видя, что нечего у меня взять, собака опять побежала в лес по той узенькой тропинке, по коей выходила на дорогу. Я последовал за нею; прошедши сажен двести, между деревьями увидел, что собака ушла в нору, из коей выглядывая начала лаять.