— Слава богу, поняли!
— Надо было не править, а выкинуть в урну.
— Брось, старик, — повторил Голубев, — не зарывайся.
Кротов схватил наушники, яростно нацепил их, спутав волосы, и включил стационарный магнитофон. Через минуту в комнату влетела Катя. Никого не замечая, она встала рядом с мужем и принялась гладить его по плечу…
Об этой семейной сценке и о конфликте с Кротовым Юлия Павловна Миусова рассказала мне, недоуменно вскидывая брови и поджимая губы.
— Вы должны принять меры, Борис Антонович.
Я пообещал.
Взволнованная Миусова удалилась.
После обеда Суворов не появился в редакции. Это меня обеспокоило. Я позвонил ему домой. Жена Ивана Ивановича ответила, что обедать он не приходил.
Я вызвал к себе Кротова.
Он вошел с бобиной пленки в руках, увешанный длинными разноцветными лентами раккордов. Волосы взлохмачены, в руке дымится сигарета.
— Вызывали?
— Вызывал. Ты что, курить начал?
— Пробую.
— Иди выкинь сигарету, сними с себя эти елочные украшения, причешись — тогда приходи. Ты работаешь в редакции или в цирке?
Он безмятежно улыбнулся:
— А разве не одно и то же?
— Хватит острить! Делай, как я сказал. И принеси эту злосчастную заметку.
Он пожал плечами и ушел. Через минуту раздался стук в дверь (обычно ко мне в кабинет не стучат).
— Да!
Заглянула светловолосая голова Кротова.
— Разрешите?
— Входи.
— Разрешите сесть?
— Ты чего паясничаешь?
— Я не паясничаю. Соблюдаю субординацию. Разрешите сесть?
— Садись.
Он бухнулся на стул.
— Можно курить?
— Ты что, действительно курить начал?
— Первый опыт. В школе не пробовал.
— Так ты начнешь пить, чего доброго.
— Точно! Табак, алкоголь, наркотики. Цепочка.
— Довольно балаганить! Где заметка?
Он подал мне измятое, исчерканное произведение Суворова. Я внимательно прочитал оба варианта: машинописный суворовский и рукописный — между строчек — кротовский.
— Так. Все ясно. Теперь слушай внимательно. — Я поднял трубку и попросил телефонистку соединить с редакционной бухгалтерией; она размещалась в соседнем доме. — Клавдия Ильинична? Здравствуйте. Воронин. У нас есть деньги в кассе? Есть! Очень хорошо. Сейчас к вам придет новоиспеченный журналист. Да, да, тот самый, молоденький, но с задатками крупного скандалиста. Так вот. Выпишете ему командировку в Улэкит. На десять дней, начиная с завтрашнего дня. Выдайте денег сколько полагается и гоните его в шею, пока он не успел наговорить вам грубостей. — Я положил трубку и обратился, к Кротову — Иди оформляй командировку, а завтра с утра в аэропорт, и чтобы духу твоего здесь не было. Позднее зайдешь ко мне, получишь задание. Возможно, придется поехать в стадо. Нужны материалы об оленеводах. Увидишь тайгу, развеешь свои детские иллюзии. Все ясно?
Кротов с ошеломленным видом покачал головой.
— Что тебе не ясно?
— Это как… в награду или в наказание?
— Ни то, ни другое, умник. Мы оперативный орган. Нужно — лети без разговоров. Что касается сегодняшней стычки, то совершенно официально тебя предупреждаю: укороти язык.
— Вырезать?
— Укороти, я сказал! И попробуй разобраться, в чем разница между гордостью и гонором, принципиальностью и мальчишеством. Все. Полемики не будет. Укатывай отсюда!
Сергей вылетел из кабинета, страшно обрадованный.
Я снова поднял трубку и вызвал отдел культуры окрисполкома.
— Зина? — узнал я голос секретарши. — Здравствуйте. Воронин. У вас там случайно не появлялся такой мрачный человек с густыми бровями, в очень широких брюках?
— Суворов, что ли? — недолго думала она.
— Он самый.
— Сидит у Вениамина Ивановича в кабинете. Ворвался весь взбудораженный, вбежал к Вениамину Ивановичу, даже пальто не снял.
— Неужели?
— Уже полчаса сидит там… в пальто. Позвать?
— Нет, не надо. Ему вообще лучше не знать, что я звонил. Можно это сделать?
— Конечно.
— Вот спасибо. Всего доброго.
Я повесил трубку и закурил. В аппаратной истошно визжала перекручиваемая через головки магнитофона пленка.
А ведь сколько раз предупреждал операторов, чтобы не перематывали таким образом!
5
Утром Кротов улетел.
В полдень раздался звонок из отдела культуры. Меня и Кротова вызывали к Бухареву.
Вениамин Иванович Бухарев сидел в просторном кабинете с видом на реку. Это был маленький, щуплый человек с черными гладкими волосами, с лицом загорелым, плоским и в отметинах оспин. Он встал со своего места, пожал мне руку и предложил садиться. Узкие глаза Бухарева глянули на меня из-под припухших век.