Суп сегодня был грибной, и картошка еще с квашеной капусткой, а Штину бабушка накромсала еще сала на хлебушек, а я сало не могу, буэ-э-э-э, ура, хоть кто-то его съест! И чай еще с печеньками и смородинным вареньем. И в школу завтра уже не надо, представления с одиннадцати, прийти к десяти… Штин от сала осоловел. Но бабушка потащила его в комнату, там залязгали большие ножницы, потом застрекотала старенькая «Зингер» с тонкой черной шейкой в золотых завитушках и непостижимым кривошипным механизмом, который мы проходили на уроках труда – только я все равно не поняла. Там тоже, говорят, шпиндель есть, вертится где-то в пропахшей машинным маслицем темноте.
Я помыла посуду, повторила роль, по ходу дела прикидывая зачем-то, как Лешего обернуть Новым годом и куда деть Туголукова. Но как? Да если мы хоть слово изменим, Светлана Петровна нас на бахрому знамени дружины пустит. Так что – ну не. Я села пришивать к Андрюшкиной шапке еловые веточки и клейкие смолистые шишки, которые он вчера вечером надрал с голубых елей на Октябрьской площади и которые измазали смолкой все сначала в его портфеле, а потом в моем. Зато как же прекрасно это все школьное барахло запахло! Настоящим Новым годом! Даже «Математика».
Елка – да-а-а, была огромная и пахла как целый лес. Казалось, она полна игрушками – но это потому, что вместо правильных игрушек на ней висели детсадовские пластмассовые кегли и шары, вырезанные из картонных плакатов пионеры и сталевары, и даже всякие белки из «Береги лес от огня», погремушки и бумажные самоделки. Все это густо маскировали космы мятого-перемятого дождика и цепи из цветной бумаги. Чтоб стало не грустно, все побежали переодеваться. Я справилась первая и вышла обратно к елке. Там дядьки Включай и Выключай возились с гирляндой, уборщица подметала иголки, а на окнах как по заказу наросли ветвистые белые узоры. Я, вся новая такая в короне и фате, от которой пахло баранками, в великолепии платья из снега и метелей, тихонько встала у самого красивого окна. Уборщица распрямилась и вздрогнула:
– Ой. Красавица-то какая. Снежная Королева ты, да?
– Зима.
– Так еще лучше!
Хорошо, что она сценарий не знает.
Первая елка сегодня – для первых классов обеих школ. Не так страшно чтобы. Но когда захлопала входная дверь, когда малявки заверещали внизу – стало как будто холодно. Снегурочка – сегодня Юлька Канюкова – посмотрела, как мы все дрожим. Топнула и сказала:
– Страху нет, прорвемся!
Да. Когда цветной горох снежинок и ежиков повалил в зал, стало легче. И сразу Штин заорал на весь зал:
– Явилась в гости! К нам сама! Раскрасавица! Зима!
Малыши всему были рады, подпрыгивали и хлопали, хотя Штин сначала бултыхался в своем мешке, как конфета в варежке, Юлька путала слова, Туголуков не знал, куда вставать, а Деду Морозу, то есть Включаю или Выключаю, все вообще было фиолетово. Светлана Петровна и то лучше реплики подавала. И что, им – победить?
Но, если подумать, чтоб сказка получилась и хорошие стали по правде хорошими, кому-то надо стать плохим… Ужасно обидно, что все эти пупсы-первоклашки сначала смотрели на меня как на королеву, а к концу шарахались. Ну а что? Пусть боятся. Метель – это правда страшно, я помню: «Мчатся бесы рой за роем в беспредельной вышине»[6]! Вот бы правда превратить снежинок в снежных чертей, посмотрела бы я тогда на этих положительных героев! Ну и еще обидно с середины нести всякую чушь типа: «Надо елку обокрасть и фонарики украсть», – сдались они мне. А в конце вообще убегать с позором. Снегурочка там призы раздает и вообще веселье – а мы с Лешим за дверью. Андрюшке тоже не нравилось. Он крутился, морщился, придумывал что-то. И в конце второй елки, для первоклассников из тридцать третьей, в конце убегая, приостановился и выкрикнул:
– Ну и оставайтесь тут! А мы в Антарктиду уедем!
И ему за это не попало. Велели всегда так говорить. Малышам раздавали подарки, а нам ничего не дали. Мандаринчик бы хоть, пить хочется. И есть. А домой нельзя, через сорок минут опять елка, для вторых классов. Завтра – три елки подряд и две потом, страшно немного даже. Ладно, заморозим и их. Снежинки вон как отплясывали, старались. Только Стеллка громко топает.
А еще малышам подарки, а нам никому ничего. Всегдашние, бумажные такие, тяжеленькие, разрисованные новогодними картинками, сладко шуршащие пакеты, а внутри, в пахучей норе – конфеты, вафли, мандаринка, яблоко и кедровая шишка. Там же в мешке у Деда Мороза остались еще… Ну, это, наверно, тем детям, кто не пришел. А мы уже большие. Нам завтра дадут, наверно… Завтра правда праздник уже, настоящий, последний день года!