— Но не всякий мозг, — говорит Мэтью Либерман, старший преподаватель психологии Калифорнийского университета из Лос-Анджелеса, — не всякий мозг склонен к рационализациям, к интенсивному однонаправленному восприятию. — Либерман повторил эксперимент Фестингера с однодолларовыми и двадцатидолларовыми поощрениями, используя в качестве испытуемых жителей Восточной Азии. — Азиаты реже прибегают к рационализациям, чем американцы. — Либерман практически уверен, что мозг представителей азиатских народностей, воспитанных на столетних традициях дзен-буддизма или просто выросших в культуре, более толерантной к парадоксам (как звучит хлопок одной рукой?), обладает иной «нервной подписью», чем мозг американцев. — Дело не в том, что азиаты не испытывают когнитивного диссонанса, — говорит Либерман, — они просто испытывают меньшую потребность разрешить его, может быть, потому, что структуры, стремящиеся к линейным мысленным паттернам, у них изменены благодаря опыту медитаций. — Либерман предполагает, что передняя поясная извилина служит «детектором аномалий» или «адвокатом дьявола» и что у азиатов эта мозговая структура обладает меньшим числом связей с префронтальной корой, где происходит планирование. — Если это так, — говорит Либерман, — то азиаты испытывают не меньше когнитивных диссонансов, чем мы, но чувствуют меньше потребности разрешать их. — Другими словами, жители Восточной Азии, возможно, чаще сидят, держа в сложенных ладонях бессмысленные предметы — рыбу без воды, дерево без корней, красивую девушку с мертвым мозгом.
Меня тревожит погода. Сегодня 3 декабря, а температура воздуха — шестьдесят два градуса[35]. Облака на небе выглядят подтаявшими, а в нашем саду наблюдается апокалиптическое явление — цветет роза. Мой муж выносит дочку в сад, увязая в мокрой земле, и они срывают розу и приносят мне. Фестингер с иронией отмечал, что тревога может оказаться способом уменьшения когнитивного диссонанса. Вы чувствуете беспричинный страх — и придумываете причину, которая сделает ваш страх оправданным. Как отличить правду от оправдания? Может быть, если бы я родилась в Восточной Азии, я даже и не пыталась бы. Но факт остается фактом: климат на нашей планете теплеет. Вот сейчас начало декабря, а тепло, и ветер пахнет гнилью; я нахожу на земле жука, он машет в теплом воздухе мохнатыми лапками.
Линда побывала в онкологическом центре и теперь уже должна была вернуться домой. С тех пор как я неделю назад съездила к ней, я много о ней думаю — или, возможно, следует сказать, что о ней много думает моя передняя поясная извилина. Я провела небольшое расследование, и выяснилось, что некоторые серьезные медицинские эксперты считают случай Одри удивительным. Еврей-дерматолог сказал:
— Я не могу объяснить состояние ее кожи иначе, как следствием химиотерапии, а ее мать говорит, что химиотерапии она никогда не подвергалась.
Наблюдающий за Одри педиатр говорит:
— Не могу понять. Я видел кресты у нее на ладонях, кровавые кресты, то, что называют стигматами, но они — под кожей, так что это не порезы. Не знаю… Медицина стремится вставлять круглые предметы в круглые отверстия, а случай Одри — квадратный, он не соответствует…
Недавно, по словам Линды, католическая церковь начала официальное рассмотрение возможности причисления Одри к лику святых.
— Ох, я так надеюсь, что ее признают святой, — говорит мне Руби, как руководительница группы поддержки.
Я звоню Линде Санто. Она перенесла операцию и должна теперь поправляться. Голос ее звучит слабо и дрожит.
— Четвертая стадия, — говорит она мне. — Мне отняли грудь и повсюду, повсюду нашли метастазы.
Я представляю себе рака — черного, как угорь, как тот жук на земле. Его вырезали. Теперь Линда дома, она еле ковыляет; у нее на руках двое нуждающихся в уходе — она сама и ее маленькая святая.
Я снова еду повидаться с Линдой. Скоро наступит зимнее солнцестояние; солнце уже садится рано, и моя черная тень далеко тянется по золотистой земле. Пятьдесят лет назад Марион Кич, доктор Армстронг, Берта, Дон и все остальные ждали явления Сананды и серебряных дождей, а когда ничего этого не случилось, нашли способ объяснить несбывшееся пророчество. Пятнадцать лет назад Одри упала в бассейн, и когда сознание не вернулось к ней, этому тоже нашли объяснение. Подъехав к дому Санто, я не иду ни к двери в дом, ни в часовню; я обхожу дом сбоку и заглядываю в одно из окон. Тогда я и вижу ее, саму Одри, лежащую в светлой розовой спальне. Ее волосы, длинные и блестящие, струятся по шелковым подушкам и сплошной черной волной падают на пол. Ее глаза открыты и неподвижны. Девушка выглядит прекрасно, если не считать тонкой струйки слюны, текущей из уголка рта.