В церковь в Олимпии, штат Вашингтон, где деревья всегда зелены, а поля разбегаются по округлым холмам, часто ходил человек по имени Пол Ингрем. Ему был сорок один год, и у него было две дочери. Эти две дочери однажды вспомнили — на религиозном мероприятии, когда нужно было покаяться в грехах и очиститься, — что они были ужасно осквернены своим отцом. Пол был допрошен детективами — на протяжении многих часов в тесной комнате с включенным магнитофоном: ты это сделал? ты это сделал? Детектив повторял и повторял этот вопрос, наклонясь так близко, что Пол, должно быть, чувствовал его дыхание на своем лице. Пол был уже не молод и очень боялся хитрых ловушек сатаны, а детективы твердили: «Ты это сделал. Твои дочери не станут лгать». День сменился ночью, потом еще одним днем… без сна, с чашками кофе и бесконечными требованиями: вспомни, постарайся себе представить… Пол и старался. Он твердил: «О Иисус… Иисус… Милосердный Иисус, помоги мне», рыдая и цепляясь за стол. И наконец, после нескольких дней изматывающих допросов, после живых описаний детективами того, как он будто бы ласкал груди своих дочерей, он сказал, что вспомнил. Запинаясь и продолжая твердить «О сладчайший Иисус», он выдавил, что видит теперь все яснее. В тесной комнатке под взглядами детективов Пол Ингрем признался в изнасиловании дочерей, а начав говорить, не мог остановиться. Он «вспомнил» другие изнасилования, встречи с бандой, десятилетия участия в сатанистских сборищах — все это стало для него реальным: песнопения, отвратительные обряды. Пол Ингрем был арестован.
Конечно, Лофтус, узнав об этом случае и об условиях допросов, сразу почуяла что-то сомнительное. Обдумав ситуацию, она связалась со своим другом, специалистом по культам Ричардом Офше, и отправилась повидаться с Ингремом в тюремной камере. Офше, как и Лофтус, — специалист по внушению и, как и Лофтус, обожает разоблачать мнимые факты. Итак, Офше посетил Ингрема и сообщил тому, что один из его сыновей и одна из его дочерей обвинили отца в том, что он заставлял их совокупляться у него на глазах. Ингрем широко раскрыл глаза.
— Ох… О сладчайший Иисус, я такого не помню, — ответил Ингрем, как он сначала отвечал и на другие обвинения.
— Попробуйте подумать об этой сцене, постарайтесь ее себе представить, — проинструктировал его Офше. Офше велел Ингрему вернуться в камеру и «вымолить» воспоминание. После этого Офше ушел.
Когда он через день вернулся (обратите внимание на то, как сходна эта стратегия с тем, что делала Лофтус во время эксперимента «Потерявшийся в молле»: подсказывала, о чем следовало «вспомнить», а потом ждала сутки или двое), у Ингрема уже было готово признание в проступке, полностью вымышленном Офше. Да, писал Ингрем, он заставил дочь и сына заниматься сексом у него на глазах; бедняга описывал случившееся в красочных подробностях — голые тела, удовольствие, ужас… Офше и Лофтус представили это признание суду как доказательство того, что Ингрем подвергся внушению, что он так внушаем, что готов сознаться в чем угодно. Действительно, позже, когда они сообщили Ингрему, что вся история была вымышленной, он пересмотрел и остальные свои «воспоминания», только было слишком поздно: он оказался за решеткой, где и провел много лет за единственное свое преступление — слишком живое воображение.
На примере дела Ингрема Лофтус убедилась, как сильна и всеобъемлюща тенденция выдумывать несуществующее. Это стремление настолько могущественно, что даже побеждает инстинкт самосохранения. Мы выдумываем не только истории, подтверждающие нашу невинность; мы испытываем непреодолимую потребность что-нибудь рассказать о себе любой ценой. Эта потребность оказаться героем социально одобряемого сюжета так сильна, что мы соглашаемся даже на роль злодея.