Доктор Рамзи испытующе посмотрел на девушку.
— Видишь ли, Лейла, для меня важно, чтобы ты разделяла мое убеждение и была уверена в моей правоте. Ты уверена в ней?
— Конечно… Но я прошу это сделать ради мамы.
И она подняла на него такой умоляющий взгляд, каким ребенок смотрит на отца в надежде, что тот выполнит самую сокровенную его просьбу.
— Хорошо, Лейла — улыбнулся он. И тут же, стараясь извлечь прибыль из своей уступки, добавил назидательным тоном: — Только ты должна понять, дорогая, что я это делаю исключительно ради твоей матери. Это вовсе не значит, что и впредь буду потакать тебе во всем. Наши мнения в будущем должны совпадать.
Лейла облегченно вздохнула. Она с удовольствием отказалась бы от всех этих помолвок и званых вечеров, если бы можно было вместо всего этого остаться с ним наедине! Открыть друг другу сердце. Разрушить, наконец, преграду, которая разделяет их. Ведь до сих пор она оставалась лишь студенткой, а он для нее профессором. Она хотела бы чувствовать себя его невестой, любимой! Да, именно любимой! Если же он не любит ее, тогда зачем все это? Ведь она не какая-нибудь непревзойденная красавица, не богатая невеста. Семья их не занимает видного положения в обществе. Что же, кроме любви, может заставить такого мужчину, как Рамзи, жениться на ней?
Раньше чувство безопасности, ощущение того, что за доктором Рамзи она как за каменной стеной, приносило девушке удовлетворение. Но теперь ей было мало этого. Лейла мечтала о том дне, когда наконец ее суженый снимет маску сдержанности и неприступности и даст волю чувствам. Они хлынут на нее потоком нежности, любви, ласки. Освободят от страха и робости, которые девушка постоянно испытывала в его присутствии. Она хотела, чтобы будущий муж видел в ней не только близкого по духу человека, но и женщину, любимую и желанную.
Подобные мысли не давали Лейле покоя, доводили до бессонницы. И только суматоха, связанная с подготовкой к помолвке, отвлекала ее немного.
В доме было шумно. Около Лейлы все время кто-нибудь хлопотал: то мать, то тетушка, то Джамиля. Иногда даже появлялся Махмуд.
Он закончил практику в больнице, получил диплом и ждал теперь назначения. Но дома бывал редко. Зато, когда Махмуд появлялся, все сразу оживало. Казалось, он переполнен счастьем и щедро делится им со всеми окружающими. Оно бурлило в нем и, пенясь, как шампанское, вырывалось наружу. Он порывисто целовал Лейлу, крепко обнимал мать, до боли сжимал в объятиях тетушку, не скупился на комплименты Джамиле, отдавая должное ее вкусу. Но Махмуд еще более возбуждался, когда появлялась Сана. Он весь искрился весельем, заражал окружающих своей энергией и счастьем. На девушку он смотрел откровенно влюбленным взглядом, и губы его расплывались в улыбке. Сана же, как загипнотизированная, опускала ресницы.
«И как только она не боится, что другие могут догадаться об их любви? — спрашивала себя Лейла. — И потом, каким образом Сана узнает, когда Махмуд бывает дома? Наверняка он предупреждает ее по телефону. Конечно, они встречаются еще где-то. Но как им это удается? Ведь за Саной дома такой строгий надзор! Она играет с огнем. Так недолго и обжечься… Но, видимо, даже эта игра доставляет им наслаждение. Махмуд просто пьян от счастья. Стал еще красивее, мужественнее, сильнее, уверенней в себе. Ну, а Сана — та сияет. Оба они удивительно смелые. Такая смелость обычно появляется у людей, которые решились на какой-то отчаянный шаг…»
Поведение Махмуда и Саны не ускользнуло от глаз и наблюдательной Джамили. Она решила внимательно следить за ними. Надо сказать, что за три года, прошедшие после замужества, Джамиля изменилась до неузнаваемости. Молодая девушка, почти ребенок, стала вполне зрелой, опытной, предприимчивой женщиной. Она заметно пополнела, округлилась. Лицо стало спокойным. Походка — уверенной. А ведь совсем недавно она кипела так же, как Махмуд.
Вместо двух золотистых, уложенных на голове кос появилась тщательно прилизанная, волосок к волоску модная прическа. Карие глаза, в которых когда-то плясали веселые искорки, смотрели теперь на окружающих холодно и немного вызывающе. Девичью смущенную улыбку заменила раз навсегда отработанная искусственная улыбка светской дамы. Джамиля превратилась в красивую, изящную, искусно выточенную мраморную статую. Но под ее гладкой окаменелой поверхностью скрывался прежний огонь, воспламенявший мужчин, а внешняя неприступность еще больше соблазняла их попытаться пробудить к жизни эту застывшую красоту.
Джамиля, уверенная в себе, не шла, а шествовала с высоко поднятой головой. Всем своим видом она показывала, что стоит только ей захотеть — и любой мужчина будет у ее ног. Но, возвращаясь с какого-либо вечера домой и проходя мимо спальни, откуда доносился храп спящего мужа, она чувствовала страшную опустошенность и тоску. Как бы ей хотелось снова стать семнадцатилетней девушкой — беззаботной, свободной, влюбленной!.. Влюбленной? В кого? В обыкновенного человека. Только не в одного из тех, кто окружает ее на всех этих званых вечерах и коктейлях. Нет, она мечтает не о каком-нибудь легкомысленном романе или флирте, а о настоящей трудной любви, которая взамен лихорадочной суматохи и суеты дала бы ей полнокровное счастье.