— Четыреста пятьдесят килограммов.
— Полтонны! Чем я его на машину подниму? На руках?
— Краном надо.
— Краном! У меня один кран на весь совхоз. Строители и мелиораторы каждое утро из-за него скандалят, друг у друга рвут. А я его на поле? У меня четыре отделения, и у всех поля.
— Придумаете что-нибудь, — успокоил директора Антоныч, — у вас ремонтники — ребята головастые, сообразят, как надо и куда. А вот как мы выкручиваться с контейнерами будем, ума не приложу. Эстакада не забетонирована, аккумуляторы на электрокарах слабые, не тянут. Обещали автопогрузчик дать на сезон, а где он?
Теперь, когда сезон придвинулся к базе вплотную, Антонычу становилось иногда боязно и очень тревожно. «Может, зря я согласился на базу? — думал он. — Не ровен час, зашьюсь, завалю план».
Больше всего смущали нового заведующего овощной базой Заготконторы, как, впрочем, и всех директоров совхозов, картофельные контейнера. Как опытный грузчик, Антоныч прекрасно понимал преимущества нового метода хранения, перевозки и погрузки картофеля. Контейнерами можно ускорить загрузку вагонов в несколько раз, уменьшить потери картошки, которые при «навале» бывают немалыми, и, что главное, сократить число рабочих рук, которых в сезон всегда не хватает. И товарный вид в контейнерах картошка сохраняет значительно лучше, и хранить ее так в продовольственных магазинах, овощехранилищах удобнее. Но Антоныч видел и недостатки — неподготовленность некоторых сельских хозяйств района и своей базы к работе по новому методу. Не хватало, прежде всего, нужной техники, специально подготовленных погрузочно-разгрузочных площадок и эстакад. Антоныч с недоверием посматривал на два ярко-красных электрокара, на которых вертелись по двору Федор со Степаном. На эстакаду кары взбирались тяжело, надрывно гудя моторами. Если база не получит в ближайшее время надежный автопогрузчик, Антоныч просто не представлял себе, как они будут грузить в вагоны полутонные контейнеры. Куда проще и надежнее грузить по старинке: в ящиках или навалом. Но в правлении райпотребсоюза всерьез поговаривали, что областное управление сельхоззаготовок грузить вагоны навалом нынче не разрешит.
Сезон еще не начался, а голова у нового заведующего базой уже шла кругом от забот и волнений. Впервые за многие годы трудовой жизни Антоныч почувствовал себя на работе неуверенно. Почувствовал себя не на своем месте.
Новый директор Илья Терентьевич Поддубный (тот самый, который возглавлял ревизию на базе) две недели возглавлял Заготконтору, а для всех ее работников оставался загадкой. Это было тем более удивительно, что заготконторские на своем веку повидали немало директоров и научились быстро распознавать их деловые и моральные качества. Главный вопрос, на который искали ответа заготконторские в новом директоре, был: пьет или не пьет? Если директор пьет, то сразу все становилось на свои места. Он был бы понятен многим и привычен, никаких особых производственных новшеств, служебных выкрутасов с его стороны можно было не ожидать, а работать и жить спокойно, как заведено. Если директор не пьет (а такой пример в истории Заготконторы был еще на памяти тетки Фроси — старейшины конторы), то могли возникнуть многие непредвиденные обстоятельства, тормозящие выполнение плана или даже срывающие его. Тетка Фрося толком не могла объяснить, что конкретно не ладилось у них тогда при непьющем директоре, но уверяла, что от полного развала Заготконтору спас директорский инфаркт, после которого он ушел на пенсию.
Пока что Илья Терентьевич ни с кем до традиционного заготконторского «стаканчика» не сближался, но заготконторские с выводами не спешили, рассуждая по проверенному русскому обычаю: поживем — увидим.
Первым с новым директором поговорил по душам дед Саша с тарного склада. А дело было так.
Дед Саша с Романом Фроловым и Николаем Акуловым, вновь вернувшимися на тарный склад после длительного зимнего отдыха, складировали картофельные ящики, отремонтированные за день. Роман с Николаем — старики года на три-четыре помоложе деда Саши, но слабосильнее его и бесхарактерные, укладывали ящики в тройники, дед Саша выполнял самую трудоемкую операцию — бросал тройники в ряды. Ящики были сухие, но выше пятого ряда бросить тройник дед Саша уже не мог. Хотя и пять рядов для его лет и второй инвалидной группы выглядели внушительно. Дед Саша работал молча, но всем своим недовольно-нахохлившимся видом как бы говорил: ворочай тут за вас, ель зеленая! Пенсионеры понимали, кто на складе главная ударно-трудовая сила, и потому подтаскивали ящики к ногам бригадира с видом виноватым и слегка заискивающим. Дед Саша собственноручно проверял каждый ящик, выбраковывал с подгнившими и треснутыми рейками, особо следил за тем, чтобы шинка по краям ящика опоясывала все рейки до единой. Шинку эту пенсионеры не любили больше всего, пробивать ее гвоздем — нужна сноровка. Без сноровки все пальцы молотком обобьешь, гвозди попортишь, а толку никакого. Дед Саша даже ржавый, бывший в употреблении гвоздь вгонял в шинку с одного удара и любил демонстрировать этот прием перед пенсионерами-новобранцами, не искушенными в тарном деле.