— Тебе, Лешка! — громко объявил Дурмашина. — Вся твоя. Одному. За мою просьбу.
Глаза Локатора сузились, погасли, под подбородком челноком заходил острый кадык.
— Как, Лешка, попросишь за меня? — спросил Васька, понимая уже, что отказать ему Локатор не сможет.
— Давай, — Локатор протянул руку к бутылке.
— Э нет, погодь! — Дурмашина поспешно схватил «маленькую» и спрятал ее за пазуху. — Айда к директору, получишь после разговора.
— А если не разрешит на погрузчик? — Локатор решил уточнить обстановку. — Тогда как?
— Разрешит. Я нутром чую: выгорит дело.
— А если не разрешит?
— Все равно «маленькую» тебе отдам, — пообещал Дурмашина. — Мне она теперича ни к чему.
— Пошли, — как-то нехотя, будто через силу, согласился Локатор.
Трудно сказать, кто из них больше волновался, подходя к зданию конторы, Васька Дурмашина или Лешка Локатор. Дурмашина нервно насвистывал так полюбившуюся ему песенную фразу: «Надо, надо, надо нам, ребята, в жизни что-то совершить!», у Локатора тряслись руки и правое веко дергал нервный тик. По пути Лешка несколько раз предлагал Дурмашине распить «маленькую» на двоих, но Васька мужественно отказывался, хотя от близкого соблазна все больше и больше слабел, все больше нервничал.
В «предбанник» директорского кабинета, где сидела за пишущей машинкой Римма Белая, первым вошел уверенно и смело Дурмашина, за ним неуверенно и несмело Локатор.
— Чего надо?! — зашипела Римма ярко-красным ротиком. — Пошли вон!
— Заткнись, Римма! — миролюбиво просипел Дурмашина. — Мы не к тебе, мы к директору. Имеем право. Штатные и трезвые работники.
— Директор занят.
— Занят? Погодим, мы люди не гордые.
— В коридоре ждите.
— В коридоре стульев нету, а мы уставшие, — сострил Дурмашина и бесцеремонно уселся на стул рядом с дверью директорского кабинета.
Римма Белая моргала на Дурмашину накладными ресницами с ненавистью. Васька все еще умудрялся сохранять за собой кое-какой должок Римме, хотя она собственными руками выдавала Дурмашине зарплату. Не могла простить Римма Дурмашине и ту историю с коньяком, когда Васька под самым ее носом опорожнил директорскую вазу, надсмеялся над всей конторой.
Ваську так и подмывало сделать Римме предложение, которое он давно обдумал: пожениться и развестись. Он усыновит ее ребятенка, и пускай она получает с него алименты, назло Нинке. А ему каждомесячно с алиментов этих чтобы бутылка была. Но тут Дурмашина вспомнил, что бутылка ему теперича ни к чему, и решил не заводить с Риммой разговор на эту тему.
Дверь директорского кабинета неожиданно распахнулась, и на пороге появился директор. Дурмашина поспешно поднялся со стула. Вскочил и Локатор.
— Вы ко мне? — спросил директор.
— К вам, Илья Терентьевич, — Васька сорвал с головы кепку.
— По какому вопросу?
— По лично-общественному.
— Заходите.
Локатор в директорском кабинете так разволновался, что не мог вымолвить ни слова. Серое лицо его ходило румяными пятнами, переливалось желваками скул, веки подергивались. Он прятал трясущиеся руки за спину и молчал. Дурмашина понял, что весь разговор придется брать на себя.
— Илья Терентьевич, мы вас во как уважаем, — начал Васька на высокой надрывной ноте и не без подхалимажа в голосе, — Нешто мы не понимаем, Илья Терентьевич! Человеков из нас делаете, а мы, думаете, не хотим? Лично я пить уже бросил железно. И Лешка тоже скоро намечает, — неожиданно для самого себя и неизвестно зачем сфантазировал Дурмашина про Локатора. — Верно, Леха?
— Угу-ку-у, — промычал невразумительно Локатор.
Директор слушал Ваську внимательно, не перебивая. Небольшие круглые глазки его из-под седых кустистых бровей смотрели на Дурмашину с пониманием и чуть-чуть с грустинкой. Эта доброжелательная грустинка, которую поймал Васька в глазах директора, придала ему уверенности. Он решил прервать свое красноречие и перейти к голо-конкретной просьбе.
— Разрешите, Илья Терентьевич, на погрузчике поработать, который к нам на базу пришел. Не пожалеете, Илья Терентьевич! Как часы будет у меня работать, игрушку из него сделаю. Я в машине соображаю, скажи, Леха.
— Ага… — промычал Локатор.
— А ты, Леша, по какому вопросу? — спросил директор, и Дурмашина не без ревности уловил в голосе директора теплые участливые нотки, каких никогда не слышал для себя.