Новым директором Заготконторы Антоныч пока что был доволен. Илья Терентьевич мелкой опекой ему не докучал, не совал нос в каждую бочку, доверял. Перед начальством — ни перед своим районным, ни перед областным, которое недавно навестило Заготконтору, — не лебезил, не стлался, не ублажал застольем и природой, а держался со строгим достоинством. Особо нравилась Антонычу в новом директоре твердость слова и характера. Все свои обещания Илья Терентьевич выполнял или старался их выполнить. Правда, не все ему удавалось. Вот, к примеру, общежитие временное на базе организовал для грузчиков, а с питанием горячим не вышло. Договорились вроде бы с совхозом «Сокол», что на период сезона будут привозить на базу горячее в термосах, как и для механизаторов в поле, а что получилось? Привезли несколько раз, и заглохло дело. А неплохо было задумано.
Нравилось Антонычу и льстило, что Илья Терентьевич внимательно прислушивается к словам его, советам. Сколько раз он, бывало, говаривал прежнему директору, чтобы соорудить с погрузочной эстакады отдельный съезд для машин, а все впустую. И какой это умник такую чудо-эстакаду соорудил — и въезд единый на нее, и съезд. Будто нарочно сделано, чтобы заторы машин устраивать, тормозить работу. Новый директор и этот вопрос решил. Связи у него, конечно, большие, в горкоме работал. Поговорил с кем надо, и за два дня строители съезд отгрохали, что за несколько лет сделать не могли. Теперь на эстакаду и «шаланды» могут заходить, и ЗИЛы с прицепами.
Далеко не все новшества, вводимые директором Ильей Терентьевичем на базе, Антоныч принимал и одобрял. Особенно взволновало его и испугало даже предложение директора объединить в одну бригаду коренных штатных грузчиков и новоявленных, «волков» бывших. Предложение это показалось Антонычу настолько несерьезным, оторванным от реальной жизни и необдуманно-поспешным, что он довольно резко высказал директору это свое мнение прямо в глаза.
— Вот и давайте обсудим мое предложение не спеша, — проговорил директор спокойно. — Вы слышали, надеюсь, о комплексных бригадах?
После разговора этого с директором Заготконторы авторитет Ильи Терентьевича в глазах Антоныча упал. Да, о комплексных бригадах он слышал, радио, слава богу, слушает и газеты иногда читает. Но захотят ли слушать о такой бригаде грузчики Федор, Степа, Кулик-Ремезов, вот вопрос? Нет, не захотят, уйдут с базы. С кем он тогда останется? С Дурмашиной? С Цимусом? С любимцем своим Лешкой Локатором? Эти наработают!
Антоныча поражала иногда директорская наивность, с которой обращался тот и доверялся таким людям, как заготконторские «волки». Кажись, немало уже пожил и повидал человек, голова давно седая, а никак всерьез пытается Лешку Локатора перевоспитать? Но где-то в глубине души Антоныч понимал директора: все должно быть как в больнице. Хоть и безнадежный человек, а операцию делай, лечи. Таков закон человеческий. Все остальные законы, несогласные с этим, — звериные.
Васька Дурмашина получил официальное разрешение заведующего базой работать на автопогрузчике до первой своей хмельной минуты. Антоныч не очень-то верил в трезвую жизнь Дурмашины и потому определил Ваське недельный испытательный срок.
— Проработаешь неделю трезвым, переведу тебя официально с «плотника» на шофера автопогрузчика, — объявил Антоныч, — без права выезда со двора базы. И чтобы к следующему сезону права шофера имел.
— Будут права, Антоныч, — ответил Васька деловито, без всякой показной радости, и на построжавшее лицо его сразу легла тень озабоченности: — Обслужить погрузчик надобно, Антоныч. Масла́ заменить, тормоза проверить, рулевое. Дня три поковыряться придется.
— Два дня даю тебе на это, Василий. Больше не могу. Сам понимаешь, сезон!
Начиная с этой минуты и до первого своего выезда на погрузочную эстакаду, Васька Дурмашина занимался только погрузчиком. Не пил, не ел, не спал. Разбирал, чистил, смазывал. В одной майке, с руками, по локоть черными от грязи и масла, бегал с ведром на абразивный завод, шептался там о чем-то с шоферами грузовых машин. Обменял с кем-то старое рваное сиденье погрузчика на почти новое, невесть откуда достал плюшевую ленту нэповских времен с кистями-бубонами и развесил ее в кабине над ветровым стеклом. К концу срока, отпущенного заведующим на техническое обслуживание автопогрузчика, Васька собрал свою «ласточку», протер соляркой, отчего помятые бока ее игриво-молодо заблестели, и прикорнул в кабине отдохнуть часик-другой.